Трудный переход

Он собрал со стола бумаги. Огонь люстры погас — выключили на станции. Серый сумрак утра стал заполнять кабинет…

Сидя на диване в своей квартире, Трухин говорил жене:

— Понимаешь, Полинка, они хотели меня угробить. Я даже не знаю, как тебе это рассказать. Это надо видеть, представлять в лицах. Ещё вчера Марченко предупредил меня, что будет заседание бюро. А сегодня всё и совершилось…

Трухин сидел рядом с женой. Ещё в далёкие дни, когда они были совсем молодыми и только начинали совместную жизнь, между ними возник обязательный уговор, по которому, что бы ни случилось с каждым из них, другой должен знать об этом непременно. Пускай самое страшное, самое тяжёлое. Без всякой полуправды и спасительной лжи. Им казалось, что с обнажённой истиной легче иметь дело, — по крайней мере не обманываешься и не заблуждаешься. При обычных обстоятельствах Трухин не любил говорить с кем бы то ни было, в том числе и со своей женой, о том, что бывает с ним в райкоме. Никогда, ни при каких обстоятельствах, он не позволил бы себе даже своей жене сказать, какие решения там выносятся и как они обсуждаются. Но тут дело касалось его лично, и Трухин говорил обо всём, что было на заседании, с той жестокой правдой, на какую вообще он был способен, в особенности перед своей женой.

Полина Фёдоровна слушала его, не перебивая. Сегодня, когда он раньше обычного, в полдень, пришёл домой, она спросила:

— В командировку едешь?

Степан Игнатьевич молча махнул рукой. У него был несчастный вид. Полина Фёдоровна молча смотрела на мужа и боялась его спросить. "Неужели исключили? Нет, этого не может быть. Он — коммунист!" Всё в ней гневно протестовало. "Сколько сил, здоровья, ума отдал он партии! Какой путь прошёл! Не может быть!"

Она подошла к мужу, положила руку ему на плечо.

— Рассказывай.

И вот он рассказывает. Он говорит, что они хотели его "угробить". Она это знала. Они — Марченко и Стукалов. Но в особенности Марченко. Подумать только, Марченко, который жил у них на квартире, приходил пить чай, баловал их детей! "Дядя Марченко" — звали они его. А теперь этот же самый Марченко сталкивает в яму её мужа! Какой же он коммунист и секретарь райкома?.. Полина Фёдоровна научилась отличать людей, отделять их от того дела, которому они служат или говорят, что служат. Дело само по себе может быть великое, возвышенное, а люди иногда и не выросли ещё до того места, которое они занимают. Иное дело, если нарочно стараются делать не то, что следует. Поэтому, когда ей говорили "райком", она знала, что не всегда можно отождествлять то, что выражается этим словом, с тем, что делают в этом райкоме отдельные люди. Так и сейчас Полина Фёдоровна гневно думала лишь о Марченко и Стукалове и совсем не думала о том, что это райком вынес какое-то решение о её муже. Но что же подстроили эти люди?

— Марченко созвал сейчас вот, только что, заседание бюро. Замечаешь, какая поспешность? — Трухин усмехнулся. — Прямо в пожарном порядке собирали членов бюро. На заседании Марченко поставил один вопрос: разбор персонального дела Трухина. Основное обвинение, которое против меня выдвинули, такое: Трухин использует фракционные способы борьбы против районного партийного руководства, ищет себе опору и поддержку у беспартийных. В своё время-де так поступали троцкисты… Марченко кричал: "Я вас предупреждал, что становитесь на опасный путь!" Был у меня с ним один разговор, когда он предлагал мне мириться, а я не захотел. Потом выступил Стукалов. Этот договорился до того, что заподозрил меня в связях с белогвардейцами, которые тогда были в Смирновке. А я сидел и думал: почему они не выдвигают обвинение, что я вёл линию на подрыв колхозного строительства? В самом деле — почему? Что-то их остановило… Но всё равно Марченко и Стукалов настаивали на моём исключении из партии. Я всё смотрел на Клюшникову, ждал: что она скажет? И, знаешь, я в ней не обманулся. Всё-таки высокой марки человек Варвара Николаевна! Ты помнишь, ещё когда мы с тобой не поженились, она со своей обычной грубоватостью вмешалась в наши отношения. Встретила меня и говорит: "Любовь не ждёт. Чего ты всё тянешь с Полинкой? Женись". Я ведь тогда думал, что, пока идёт война, любовь подождёт…

Трухин с улыбкой посмотрел на жену. А Полина Фёдоровна нетерпеливо сказала:

— Ну, что же дальше? Клюшникова была за тебя?