– Да нет. Нина приехала ко мне из Батайска погостить… У нас в клубе была лекция о достижениях советской медицины. А после лекции, как всегда, танцы… Думаю, покажу сестренке, как мы культурно время проводим… Нина – ни в какую. Говорит, срамиться только. Ведь у нее даже платьишка не было. Юбка сатиновая да блузка бумазейная, синяя. И тапочки, которые зубным порошком белят… Ну, говорю, этому горю можно помочь. Повела ее в парикмахерскую, дала свое крепдешиновое платье, туфли-лодочки… Смотрит Нина в зеркало и не узнает себя.– Тамара вздохнула.– И впрямь, она стала на артистку кино похожа… Пошли в клуб. Все наши парни обалдели. Замучили меня и Федора: познакомь да познакомь… А лекцию, значит, читал Валериан Ипатьевич. Когда танцы начались, его председатель завкома уговорил остаться… Танцуем мы с Федором, смотрю – батюшки! Нина-то с самим лектором танцует. Ну, думаю, дает девка. А она то краснеет, то белее стены. И все под ноги смотрит… Какие там в Батайске танцы? Гопачок да барыня. А Дунайский ее на вальс пригласил…
Оттанцевали. Валериан Ипатьевич подвел Нину к нам с Федором и познакомился честь по чести… И так весь вечер не отходит от нее. На следующий день было воскресенье, он пригласил Нину в кинематограф… Потом театры, парки, катание на лодке… А через две недели повел в загс. Мы с Федором сообразили кое-какое приданое – пару платьев, туфли, бельишко. Стыдно ведь без ничего за такого человека отдавать. На мотоцикл копили, да бог с ним, с мотоциклом… Еще я Нине свое колечко отдала с голубым камушком, бирюза называется. Мне мама подарила, а ей оно от бабушки досталось… Носи, говорю, сестренка, на счастье…
Регистрацию отметили у Валериана Ипатьевича дома. Скромная была вечеринка. Нина пригласила нас с Федором. А кто у нее еще тут? Валериан Ипатьевич позвал нескольких' друзей. Помню, был его друг, тоже врач, Борин. Еще был инженер с нашего завода Хрумин Игорь Иванович да один военный. Еще кто-то, да я их не запомнила…
Подъехали к прокуратуре. Гольст пригласил Тамару в свой кабинет, предупредив шофера, что они скоро снова поедут.
Георгий Робертович дал Тамаре чистый лист бумаги, ручку и попросил написать, какие она помнила особые приметы на теле сестры – родинки, шрамы, бородавки…
– А зачем это? – испуганно спросила Кулагина.
– Надо. Понимаете, Тамара, надо,– мягко сказал Гольст.
Оставив ее одну, Георгий Робертович пошел в соседнюю комнату и связался с Семеновским, предупредив, что они прибудут для опознания трупа, вернее, тех самых частей, что сохранились.
– Для опознания, говорите?– переспросил Петр Сергеевич.
И в его тоне Гольст почувствовал какую-то озабоченность.
– Ну да… Кстати, Петр Сергеевич, вы отметили в акте осмотра трупа приметы – ну, родинки, шрамы и так далее?
– Да как вам сказать,– произнес, как показалось следователю, неуверенно врач.– Нет их, этих самых примет. Ни родинок, ни шрамов – ничего…
– Как нет?– невольно вырвалось у Гольста.
– А вот так… Все срезаны… Впервые у меня такой случай.
Он замолчал. Молчал и Георгий Робертович, которого это сообщение прямо-таки ошарашило.
– Алло! Вы меня слышите?– крикнул в трубку Семеновский.
– Прекрасно слышу,– откликнулся Гольст.– Думаю…
– Приезжайте, будем думать вместе. Одна голова хорошо, а две…
– Через час буду. Просьба: если вас не затруднит, подберите понятых.
– Добро, Георгий Робертович…
Гольст вернулся к Кулагиной. Ознакомился с тем, что она написала своим крупным, почти детским почерком.
– Может, я лучше на машинке отстукаю? – как бы извиняясь, спросила Тамара, глядя на стоявшую на моем столе пишущую машинку.
– Ничего, ничего. Разборчиво,– успокоил ее следователь.– Вот вы пишете: родинка под грудью… Левой или правой?
– Левой. Точно левой. Под сердцем…
– Напишите, пожалуйста.
Тамара выполнила его просьбу.
Покончив с этим, Гольст наконец решился:
– Ну, Тамара, теперь соберите все свое мужество. Поедем…
Она вскинула на следователя расширенные от испуга глаза и еле слышно спросила:
– Куда?
– В Лефортовский морг.
Тамара сразу как-то осунулась, ушла в себя. И всю дорогу молчала.
Гольст вручил Семеновскому постановление о назначении судебно-медицинской экспертизы частей трупа, найденных прошлым летом по линии Северной железной дороги.
Петр Сергеевич уже позаботился о понятых. Ими были студент-медик и санитар морга. Подумал врач и о Кулагиной: при опознании присутствовала медсестра, готовая тут же оказать помощь Тамаре, если ей станет плохо.
И у той действительно случился обморок, только уже потом, когда главное было сделано.
То обстоятельство, что преступник срезал с трупа все приметы, затруднило опознание. Более того, Тамара вообще не могла признать, что это части тела ее сестры. И когда уже казалось, что эта затея ничего не даст, она вдруг заинтересовалась пятнышком на ноге.
– Вот… Вот…– сказала она.– Шрам… Это, кажется, от граблей осталось. Помню, мы девчонками бегали по полю, а кто-то грабли забыл. Зубьями вверх лежали. Ниночка и напоролась…
Тут Кулагина потеряла сознание.