Несмотря на возраст, он всегда держался бодро. Порой казалось, что даже трудные часы работы под солнцем не действуют на этого человека. А съемки бывали не только трудные, но и опасные. Однажды снималась сцена, в которой советский полпред Сорокин, роль которого исполнял Жаков, едет на машине в Джелалабад, чтобы предупредить Аманул-лу-хана о грозящей ему опасности. Автомобиль был старой конструкции. Его чудом где-то обнаружили, поставили новый мотор и использовали для съемок. Но случилось непредвиденное — на спуске
— В нашей работе всякое случается, — говорил потом актер. — Бывает так, что и гибнут. Погиб на съемках Женя Урбанский, человек, которого я очень любил и высоко ценил как актера, не искавшего в искусстве легких дорог. На своем веку, — продолжал он, — я исполнил немало ролей — и положительных и отрицательных. А вот за своего Сорокина волнуюсь. Хочу не просто играть роль, а жить заботами советского дипломата, выполняющего большое, ответственное задание.
Фильм вышел на советский экран, получил неплохую оценку нашей критики. Но в Афганистане его не показали зрителям. Властям, говорили мне кабульские друзья, фильм не понравился. Не понравился главным образом потому, что создатели фильма показали руководителя государства Амануллу-хана и его сподвижников как активных сторонников реформ, их решимость бороться за интересы народа. В те годы пропагандистские службы королевского двора все делали для того, чтобы новые поколения афганцев как можно меньше знали о тех прогрессивных начинаниях, которые предпринимались на заре независимости Афганистана лидерами освободительного движения. В этом фильме усмотрели вызов, подрыв основ режима. Тем более что в стране с каждым днем нарастало демократическое движение.
…Из окна номера отеля, где я остановился в один из своих приездов в Кабул, открывался вид на массивное здание гробницы эмира Абдуррахмана в парке Зарнегар. Возле нее обширная вытоптанная площадка, на которой в выходные и праздничные дни собирались кабульцы. Собирались здесь лишь мужчины и иногда с ними дети. Бородатые люди в стеганых халатах или в коричневых рубашках до самых колен степенно пили чай, ведя неторопливый разговор. Горели жаровни, на которых жарилась баранина, варилась в котлах любимая афганцами фасолевая похлебка. Между отдыхающими сновали торговцы, предлагая на подносах нарезанные ломти арбуза или дыни, абрикосы и яблоки. До глубокой ночи гремели запущенные на всю мощь транзисторные приемники.
У меня эта площадка связана с воспоминанием об одном драматическом случае, происшедшем в годы монархии. Была пятница — традиционный выходной день в Афганистане. В ожидании своего коллеги Валентина Гаврилина я, устроившись возле окна, просматривал записную книжку. Неожиданно со стороны площади раздался душераздирающий крик, потонувший в нарастающем гуле толпы. Я выглянул в окно — площадка была в движении: сквозь толпу людей, размахивая дубинками, пытались пробиться полицейские.
В номере появился запыхавшийся Валентин.
— Побежали, выясним на месте, в чем дело, — сказал он. — Фотоаппарат не бери, могут быть неприятности.
Предупреждение было нелишним. Буквально несколько пней назад западногерманского репортера, появившегося с кинокамерой на базаре, избили, а аппарат разбили о землю за то, что тот попытался снять на пленку группу споривших между собой людей.
Мы подошли к площадке и увидели, как по коридору, образовавшемуся в толпе, двое молодых людей вели под руку девушку. Она держалась обеими ладонями за лицо, из-под пальцев струилась кровь. Ее осторожно посадили в стоявшее поблизости такси.
Вот что здесь произошло. Девушка и двое парней, студенты Кабульского университета, собирали подписи под воззванием, в котором осуждались агрессия США против вьетнамского народа и варварские бомбежки Ханоя. В те дни по всей стране проводилась Неделя солидарности с борьбой патриотов Вьетнама. Люди, расположившиеся на площадке, настороженно встретили студентов. Но когда им объяснили, зачем пришли студенты, они согласились поставить свои подписи: более или менее грамотные сами выводили свои фамилии, а те, кто не умел писать, просили других или просто макали в чернила указательный палец и ставили отпечаток под воззванием.
Неожиданно к студентам протиснулся пожилой бородач в расшитом золотыми нитями халате — то был, как выяснилось позже, учитель одного медресе. Не говоря ни слова, он вырвал лист с проставленными фамилиями из рук девушки и бросил его под ноги.
— Что вы делаете! — закричала девушка и наклонилась, чтобы поднять лист, нечаянно задев руку этого человека.
— Собачья дочь! — зло выкрикнул фанатик и полоснул ее по лицу ножом.
Это было настолько неожиданно, что люди на мгновение растерялись. Но вот шок прошел. Студенты схватили фанатика и выбили из его рук нож, повалили на землю. Тот стал кричать, призывая собравшихся на помощь. Вскоре подошла полицейская машина, и его втолкнули туда.