Позже я встал, побрился, оделся и отправился в путь. На второй лестничной площадке мне встретилась уборщица из квартиры Джойса. Я остановил ее.
— Доброе утро, Цензи, — сказал я.— Кажется, вы замечательная повариха. Не можете ли вы мне сказать, как готовится венецианский пудинг?
Она взглянула на меня так, будто .я спрашивал ее про атомный вес тантала, и объяснила, что даже не подозревала о существовании такого блюда, наверное потому, что не была в Испании.
По всей вероятности, наша добрая Цензита на уроках географии вязала пуловеры.
На рю Торбиго я сел в автобус и поехал к отелю «Карлтон». Портье взглянул в ящик для ключа № 457 и сообщил:
— Мадам Сорас вышла.
Я поинтересовался, уверен ли он в этом, потому что речь идет об очень важном деле. Тогда он показал мне записку и сказал, что знает это точно, потому что совсем недавно ей звонил возлюбленный и просил записать для нее кое-что и эта записка теперь ожидает мадам. Я сунул портье пятисотфранковую банкноту и попросил взглянуть, не сидит ли она в ресторане. Он взял шапку с вешалки и умчался. Едва он скрылся, я вытащил из стола записку. Мне хотелось знать, с каким аферистом такая женщина собиралась вступить в брак.
Времени у меня было достаточно, чтобы до прихода портье просмотреть и снова положить на место записку..
В записке было следующее:
«Мсье Лендри занят и вернется только вечером. Он просит прийти к нему на квартиру в 22.00».
Значит, Рита и Алекс были помолвлены? Теперь мне стало ясным многое, что раньше заводило в тупик. И стала яснее линия моего поведения. Во время этого свидания должен присутствовать и я. Кроме того, я хотел позаботиться о том, чтобы при этом был и инспектор Гастон. Слишком долго уж Рита и ее ухажер водили меня за нос!
Напротив подъезда дома Алекса помещался бар «Сильверинг». Оттуда я и позвонил Джойсу.
— Ну, теперь осталось сделать последний рывок к финишу. Поезжай к Эдит Пиаф и попроси у нее большую фотографию с автографом для Августина Дюпона.
Джойс спросил, кто такой Дюпон, и я объяснил ему, что это дворник дома, где живет Алекс Лендри.
— Как только ты получишь фото, приходи немедленно в бар «Сильверинг». Захвати с собой иглу и тюбик с клеем. И не забудь три новенькие трехтысячные банкноты из комода. Помнишь те, что подложил мне Миранда и которые ищет полиция. Поспеши, чтобы к двенадцати быть на месте.
Я повесил трубку и стал ждать. Уже в 11740 Джойс открыл дверь бара. Я посвятил его в мой план и объяснил ему его роль. Джойс прошел в туалет и открыл кран с горячей водой так, что вскоре оттуда полился настоящий кипяток^
Тем временем я стоял в дверях бара, покуривая и наблюдая за домом напротив. В 12.05 появился Дюпон с большим зеленым конвертом. Я кивнул ему и пошел навстречу, он тотчас же узнал меня.
— Как хорошо,— воскликнул я,— а я как раз шел к вам, чтобы пожелать вам доброго дня, мсье Дюпон. Выпейте со мной стаканчик. У меня есть для вас кое-что, что доставит вам радость.
Я взял его за руку и потащил в бар. Когда на стойке появился «мартини», Дюпон не заставил долго себя упрашивать. Я представил ему Джойса. Дворник поинтересовался, что стряслось с моей рукой, и я рассказал ему об автомобильной катастрофе. Затем мы показали ему фото с автографом: «Моему другу Августину Дюпону» с подписью Эдит Пиаф. Он был до того растроган, что рассматривая фотографию, забыл об окружающем мире, а также о зеленом конверте, который лежал на табурете позади него. Я начал обхаживать его, ведя разговор о разных сумасшедших вещах, проделанных Эдит Пиаф за последнее время. В это время Джойс смылся в туалет, прихватив с собой конверт. Двумя минутами позже он появился опять, и конверт улегся на прежнее место. Ему пришлось здорово спешить, поскольку на такие штуки требовалось время: подержать конверт над паром, открыть его иголкой, подменить деньги и опять его заклеить.
У «Поккарди» мы быстро пообедали. Джойс заказал себе венский шницель с зеленым горошком, а я — равиоли.
— Послушай, как я себе представляю дальнейшее,— проговорил я, делая глоток красного вина.— Мы должны что-нибудь предпринять, чтобы Элиан сегодня вечером с десяти до одиннадцати не была в своей квартире.
Мы наморщили лбы и стали думать, но ничего стоящего нам не пришло в голову.
Мы выпили по чашке кофе и покурили.
— О, у меня появилась кое-какая идейка,— вдруг воскликнул Джойс.—- Почему я сразу не вспомнил о пощечине от Нины Десоэс? — Он завел глаза к потолку и продолжал: — О, Нина! Это была роскошная женщина... И влюблена в меня до безумия! Ты не можешь себе представить...
— ...И потому она дала тебе пощечину?