Трудный ребенок

– Тан переедет к нам? Будет жить с атли?

Влад пожал плечами.

– Если захочет.

«А потом?» – захотелось спросить мне, но я не спросила. Так и осталась сидеть, глядя на скомканные, трясущиеся ладони, постепенно заполняясь стыдом от совершенного поступка.

Но разве я могла иначе? Разве хватило бы у меня сил тогда отказаться, выстоять под пронизывающим, черным взглядом? Разве могла я сказать «нет», когда колдун предлагал вернуть тех, кто погиб из-за меня?

Что ж, возможно, скоро из-за меня погибнет еще кое-кто...

В угнетающей тишине я четко слышала дикий треск ломающихся досок – так разрываются шаблоны, разрушаются принципы под натиском жестокой реальности, от которой не укроют лозунги о красивой правде. Смерть выжигает обиды едким, пронизывающим взглядом. И становится все равно, ведь перед ней все мы равны – и преданный, и предатель.

Как и перед любовью.

Я нашла его ладонь – теплую, живую. Сама потянулась. Нуждалась в нем сильно, до тянущей боли в груди, как наркоман, страдающий от ломки. Только прикоснуться – всего раз. И снова сделать вид, что мы чужие.

Влад, казалось, удивился. Не ожидал. Конечно, между нами уже такая пропасть, что не преодолеть. И все мосты сгорели. Но мы атли – оба – и перед опасностью должны забыть о ненависти. Действовать заодно.

Не все ли равно, что там было в прошлом, когда поединок может отобрать его у меня? У атли? У мира? Ведь оно еще живет во мне – невыносимое, сладкое чувство, патокой растекающееся в груди. Проклятие, несомненно. Еще одна причина, по которой я должна действовать.

Но пока оно владеет мной, пока кровь откликается на его зов, так и хочется прижаться. Даже не прижаться – проникнуть в него – такого близкого и далекого одновременно, любимого и ненавистного, желанного и запретного...

И когда я успела его обнять? Или он меня обнял? Неважно... Хорошо. Пусть мне сегодня будет хорошо.

Я уткнулась носом Владу в ключицу и закрыла глаза. Жутко хотелось спать – вот прямо так и уснуть, сидя. Но понимала, что это глупые, детские желания. Нужно быть сильной и независимой. Как сегодня утром. Странно, но рядом с Владом я всегда была все той же семнадцатилетней девчонкой с растрепанной косичкой.

Я нехотя отстранилась, заправила волосы за уши и, глядя перед собой, спросила:

– Брак с Ириной поможет? Союз с митаки...

– Иван позаботится о вас, если мои дела с Таном пойдут не так хорошо, как планируется, – закончил за меня Влад. – И вот еще что... дай телефон.

Я послушно вытащила мобильный, он вбил туда новый контакт и подписал: «Даша».

Ах да, его заграничная подруга. Та, с которой он так трепетно разговаривал в больнице. Я нахмурилась.

– Если все будет совсем плохо, позвони по этому номеру, поняла?

Я сглотнула колючий ком.

Ну почему так, а? Почему он сейчас заботится, а назавтра причиняет такую боль, стерпеть которую невозможно? Почему обнимает, а потом уходит к другой? Оставляя после себя холод – пронизывающий и гнетущий озноб отчаяния.

– Плохо не будет, – прошептала я и повторила для верности: – Не будет.

– Конечно, не будет. – Влад кивнул и погладил меня по щеке. Поправил воротник моей куртки. – На всякий случай.

– Я хочу съехать, – честно призналась я. – Особенно теперь, если Тан... И Киру заберу с собой.

– Нет, – твердо ответил Влад. – Кира останется.

Мне показалось, он будет злиться, но я ошиблась. Его лицо смягчилось, и он добавил уже спокойнее:

– Пусть будет здесь, под моим присмотром. Все же защитница из тебя никакая. – Помолчал немного. – Где будешь жить?

– У Глеба. То есть... в его квартире. На Достоевского.

– Да, у него там знатное жилище. Просторное, главное. Правда, спать придется на полу.

Я улыбнулась шутке и поймала себя на мысли, что не хочу, чтобы Влад уходил. Даже несмотря на то, что устала, и слипаются глаза, а сила земного притяжения так и клонит к кровати.

– Глеб сказал, мебель будет со дня на день.

– Измайлов такой заботливый. Скажи еще, что будет тебя содержать.

Отвернулся. Обиделся. Без повода – но ему никогда не нужен повод. После всего, что у нас было.

– Как-то оскорбительно звучит, – буркнула я и нахмурилась. – Я называю это помощью.

– Ну да, главное – правильно назвать.

– Кому, как не тебе, это знать.

– Когда ты язвишь, ты несносна.

– Ты тоже не подарок!

– Нам обязательно ссориться?

– Нет. – Я вздохнула. – Я вообще не хочу с тобой ссориться. От этих ссор я устаю больше, чем от нали.

– Не только ты. Тяжело мне дается этот союз с митаки. И венчание... не так я себе это представлял.

– А как?

Черт, и зачем я спросила? Само вырвалось. Это все мой ужасный язык – никак не хочет держаться за зубами. И мелет всякую чепуху.

– Глупый вопрос, Полина. – Влад покачал головой. – И совершенно ненужный...

– Венчание – это навсегда. До смерти. И если ты не любишь, скажи ей сразу.

Он усмехнулся, и мне стало холодно оттого, насколько циничной была эта улыбка. Усталой и слишком взрослой. И впервые подумалось, что кроме этого маниакального влечения, у нас и нет-то ничего общего. Разные идеологии, принципы, опыт. Разные цели...