Трудный возраст 2

Главное, это слово сын внятно произносит. Видно, что повторяет как здрасьте.

– Страшно представить, что бывает нарочно, – усмехаюсь, стягивая носок.

– А откуда они белутся? – Задумчиво смотрит на раздавленную лепёшку.

И что ответить? Правду? Тогда придётся долго и скучно распинаться, рассказывая о фабричных конвейерах. Естественно, в конце возникнет ещё больше вопросов.

Оно нам надо? Не хочется грузить этим ребёнка. Хватит с нас Верблюдова.

– Из шоколадных курочек, – выкручиваюсь авторитетно. Вроде прокатило.

На кухне усаживаю Лёшку на стул и убираю ножи в верхний шкаф.

В холодильнике остатки мясного салата, вчерашний заказ. Надо что-то посвежее.

Марина собрала Лёшке с собой овощное рагу, но в обед юный гурман почему-то есть наотрез отказался. Не представляю, как его накормить, а надо бы, иначе Марина меня прикончит. Тут уже до ужина рукой подать.

Накалываю на вилку кабачок, пробую…

Ну вот чего он упёрся? Вкусно же.

Отвлекаюсь на звонок телефона. О, а вот и мама.

Алёша сразу же начинает во всё горло подпевать мобильному. Боже, как она не свихнулась ещё?

Морщась от давления на барабанные перепонки, выхожу на балкон.

– Наш сын просто кладезь талантов… – Смотрю на то, как малыш самозабвенно горланит и хлопает себе в ладоши.

– Изи-вази-дизика-низя-копо-зизя-низя-копозя…

Даже не берусь расшифровывать, что он поёт. Ещё демона призову ненароком.

Может, опять уложить его? Спящие дети прекрасны. Как луна и солнце вместе взятые. Я Лёшей целый час любовался, пока он дёргал пальчиками, причмокивал и сопел мне в футболку. Кажется, он врос в меня как розовый куст в землю. Никогда не испытывал такой безмятежности. Но потом он проснулся. И энергии стало в два раза больше…

– Ты там живой? – на удивление в настороженном голосе Марины не слышно злорадства.

– Переживаешь за меня?.. – задерживаю дыхание.

Грудь распирает от волнения. Взглядом нахожу сигареты… и морщусь. Я обещал ей не курить при сыне.

Пол на балконе холодный. Опершись плечом о стену, сгибаю босую ногу в колене.

– Боюсь, что некому будет дверь мне открыть.

Заедаю горечь её ответа очередным кубиком кабачка из рагу.

– У меня всё под контролем, – произношу, жмурясь от удовольствия.

– Алёша поел?

– Конечно!.. – совсем немного приукрашаю действительность. В этот раз он хотя бы согласился. Считай полдела сделано.

– У меня небольшой форс-мажор. Вероятно, на полчаса-час задержусь. Побудешь с ним?

Полуобернувшись, заглядываю в кухню. Алёша задумчиво загибает растопыренные пальцы…

– Вообще не проблема! – выпаливаю, с тоской косясь на сигареты.

– Не оставляй его без присмотра, хорошо? – повторяет, наверное, в сотый раз за сегодня. – Я постараюсь освободиться поскорее.

Воображение сразу же рисует картинку, где она эмоционально спорит с Иваном, категорически не согласным уступить мне вечер. Я бы на его месте тоже бесился. И нашёл бы способ заполнить все её мысли. Именно этим я собираюсь вечером заняться.

Полчаса-час, значит…

Делаю вдох поглубже… Зубы зло вонзаются в овощи и прикусывают вилку.

Да бля!

– Глаз с него не свожу! – кое-как произношу ровным голосом. – А в связи с чем задержка?

– Какая тебе разница? – осекает она мой интерес.

– Вдруг Лёшка спросит? – нахожусь, закипая. Точно не обошлось без горбатого!

– Просто скажи ему, что по работе.

– Ты больше не преподаёшь, – психую. – Какая может быть сейчас работа?!

Летом!

– Я уже давно занимаюсь переводом юридической документации. – На середине фразы она словно спохватывается и завершает сухо: – Так, всё. Перезвоню. Не отвлекайся там.

Рассеянно перевожу взгляд на опустевший контейнер из-под рагу. Уже отвлёкся…

Возвращаюсь на кухню.

– Рассказывай, что там за «камоны», Лёшка-а-а-а!.. – перехожу на крик, поскальзываясь.

Ступня в чём-то ледяном и липком, лоб взрывается болью!

– Я случайно… – Лёшка взволнованно комкает футболку. Теперь на белоснежной ткани жёлтые пятна… Мысленно добавляю к срочным задачам химчистку. И выжить. Капец.

– Я так и понял, – выстанываю, ощупывая ссадину над левой бровью. Кромка открытого холодильника меня победила.

– Сино бойно? – Алёшка сочувствующе сводит светлые брови и делает шаг ко мне.

– Стой! – выставляю перед собой руки. Но поздно.

Повторив мой неуклюжий пируэт, сын с воплем влетает ко мне в объятия.

– Не лугайся, – заглядывает мне в лицо напугано. – Надо говолить ак мама.

– И что в таких случаях говорит мама? – офигеваю, глядя на дюжину разбитых яиц, рассыпанных по полу вокруг нас.

– Люблю эпка…

Да-а-а! Кайф какой. Блеск в детских глазах пронзает насквозь. Растерянно вплетаю пальцы в Алёшкины волосы, путаясь в них, вдыхая едва уловимый запах пышек с ванилью.

– Люблю крепко… – с трудом сглатываю ком, разбухший в горле.

Прижимаю сына к груди. Меня сносит волной блаженства! Это настолько пронзительно, что я хочу быть для него другом, наставником, примером, да хоть супергероем! Я буду для него кем угодно, лишь бы эти глаза всегда улыбались.

– А что с яйцами? – слова даются мне с трудом и веки щиплет.

– Искал от фоколатной кулочки…

Тянусь к полке, чтобы достать последнее уцелевшее яйцо. Разжимаю пальцы, отпуская его в короткий полёт…