Трудный возраст века

В этот сложный период, когда в мировой экономике и политике устойчиво пахнет жареным, поэты в министерских креслах как нельзя кстати. Все промахи, все временные трудности можно было бы свалить на чиновных стихотворцев. Вы же понимаете, поэты – они как дети, что с них взять? Задумался о высоком, погнался за крылатой рифмой, убежал в широкошумные дубровы.

Тут уж пора насторожиться поэтическому сообществу: а вдруг именно поэты, а не геи и не иностранные агенты, будут объявлены виновниками неурядиц и недородов? Ведь предлагал же Платон изгнать поэтов из общества, так почему бы в будущем у нас не появиться законопроекту о запрете поэтической пропаганды?

А если серьезно – мешает ли сочинение стихов государственному управлению? Опыт многих прекрасных поэтов показывает: если уж поэт берется за какое-то дело, то в этом деле он достигает профессиональной состоятельности. Например, поэт Сергей Шестаков – математик, автор популярнейшего в стране школьного задачника. Андрей Сен-Сеньков – врач-иглотерапевт. Алексей Кубрик – реставратор антикварной мебели. А Владимир Костельман, еще один автор журнала «Знамя», – бизнесмен, один из богатейших людей Украины.

Что же до Алексея Улюкаева, «поэта-бухгалтера» (так, между прочим, называлась древняя статья Лимонова о Бродском), то его стихотворные опыты все же больше похожи на благородное хобби занятого человека и неплохую гимнастику ума. Этому хобби преданы без всякого отрыва от производства десятки тысяч других бухгалтеров, банкиров, заводчиков собак, инструкторов по стрельбе и ценных специалистов иного профиля, которых можно повстречать на сайте «Стихи.ру». Вот что на самом деле вредит госуправлению, так это танцы на барной стойке. Давеча один британский министр через это дело ногу сломал, и его, представьте себе, пока не уволили.

«Известия», 26.06.2013

Имперская линза

У меня есть любимый американский фильм The Sunshine Boys. Это фильм о двух старых комиках, которые в незапамятные времена выступали дуэтом, смертельно поссорились, а теперь должны выяснить свои отношения, чтобы на один вечер воссоединиться для прощального шоу. Я вспоминал про это кино в последние дни, когда ссора двух поэтов, случившаяся сорок с лишним лет назад, неожиданно оказалась в центре общественной дискуссии, потеснив и бирюлевскую овощебазу, и горячие точки мира.

Евгений Евтушенко побеседовал с Соломоном Волковым. Ожидалось, что говорить со знаменитым собеседником Бродского он будет прежде всего о Бродском – мол, не был гонителем, а был ценителем, и вообще жаль, что все так получилось. Это и было сказано, но разговор постоянно сбивался на что-то другое: что ел Евтушенко, что пил, каких женщин любил и как их бросал. А Бродский вдруг взял и протянул руку из могилы, сложив пальцы в непримиримый кукиш: именно так было воспринято интервью 1972 года, очень вовремя, как рояль из кустов, появившееся на интернет-портале Colta.ru. По этому сигналу началась повсеместная месиловка между бродскистами и евтушенковцами, от которой сложно было остаться в стороне человеку, неравнодушному хотя бы к каким-нибудь стихам.

Отчего же поссорились Иосиф Александрович и Евгений Александрович? Завидовал ли Евтушенко более глубокому, метафизическому дару своего младшего приятеля? Или, может быть, это Бродский завидовал раннему успеху и материальному благополучию Евтушенко? Или же они – экстраверт с интровертом – просто не сошлись психотипами? Все это может быть правдой, но отношения этой пары невозможно, да и неинтересно рассматривать, если не замечать участия в них третьей, наиболее могущественной стороны.

«Поэт в России больше, чем поэт» – это одна из самых известных строк Евтушенко. Понимать ее можно и так, что государство в России – это линза, способная зрительно увеличить поэта. Важность происходившего со страной и народом придавала вес и стихотворному слову. У поэта был выбор: он мог стать частью пейзажа, на который была направлена линза, рядом с комсомольскими стройками, надоями и намолотами, а мог сделаться кляксой на стекле, пятном на советской действительности. Бродский и Евтушенко выбрали разные стратегии игры с государством, и именно из этого вырос их конфликт.

Этот конфликт не нов в русской поэзии; можно вспомнить хрестоматийную пару Пастернак – Мандельштам. Пастернак всю жизнь, до самой истории с «Доктором Живаго», играл с властью в ленивый дачный бадминтон. Подобно Евтушенко, он ценил «огромность квартиры». «Ну вот, теперь и квартира есть – можно писать стихи», – сказал он по случаю мимолетного мандельштамовского новоселья. В ответ на это Мандельштам написал самое желчное из своих стихотворений. Но это не значит, что он сам не играл с государством, просто игра у него была своя. Как Блейк своим тигром, любовался он «веком-волкодавом», понимая, что они не разделены зоосадовской решеткой.