Наталью Григорьевну градоначальник возжелал уведомить сам. Послав перед этим к ней курьера, чтобы не удивилась и приготовилась. Другой курьер помчался в Богоявленский собор в Елохове, тоже предупредить и подготовить. Генерал-губернатор не Хлестаков с его тридцатью пятью тысячами курьеров, но посланцев хватало.
Конечно, мельтешили и кусались глупые мыслишки вроде «а что за прическа», «а что за платье».
Миша уловил, шепнул, что раз уж схватили джинна за бороду, то отпускать нельзя.
Я кивнула. Тем паче сообразила: свадебный фотоальбом нам не светит — если и создам фотоаппарат, то не сегодня вечером. И тем более никакой зевака нас не щелкнет, чтобы выложить в соцсеть, а потом зубоскалить над нашим внешним видом. Времена технической отсталости имеют свои преимущества.
Графиня наша оказалась скорой на подъем. Когда мы приехали, она не только полностью подготовилась к церемонии, но и подготовила Лизоньку и нашла что-то приличное из одежды для Павловны. Что же касается моего суженого, тут вопросов не было: «Их сиятельство генерал-губернатор абы кого не сосватают да в посаженные отцы не пойдут. Такое знакомство у будущего мужа дорогого стоит. И не стар еще — всего-то четвертый десяток катит. Умный, здоровый, у начальства в чести. Роду доброго. Орловы исконные, не из сдаточных, поди. Вот и умница, что согласилась без капризов!»
Ну и я порадовалась, что обошлось без самого трудного: ускоренных объяснений с матримониально озабоченной старушкой. Что же касается Лизоньки, уже одетой в лучшее платьице, я нагнулась к ней и тихо сказала:
— Сегодня дядя Миша станет твоим папой!
— Правда⁈ — обрадовался ребенок, будто ему преподнесли нежданный, но желанный подарок.
Я аккуратно поцеловала ее и приступила к оперативному макияжу и прочим женским штучкам.
Богоявленский, или Елоховский, как я привыкла называть, собор отличался от привычного, запомнившегося на экскурсии по Москве.
Был он значительно меньше. Зато именно в этом «несохранившемся здании», как говорил экскурсовод, крестили Пушкина. Будем считать — счастливая примета!
За временем я не следила. Конечно же, была не ночь, а поздний вечер.
Батюшка уже облачился в белое. Певчие, возможно столь же срочно созванные, угостились хорошим вином и старались на славу. В любом случае эту церемонию уж никак не назовешь «тайным венчанием».
Свидетели нашлись легко — двое адъютантов его сиятельства, приехавшие вместе с ним. Они стояли за нами, держали увесистые венцы.
Я уже привыкла и обедню стоять, и вечерню, и всенощную — тут без этого никак. Но все равно казалось, время тянется, словно все еще неосвоенная мною резина. Серу надобно добыть… Господи, о чем я думаю в доме Твоем? Да еще и двое этих молодых бедолаг с отнюдь не бутафорскими венцами. Как у них руки не затекут?
Запах ладана и свечи как в тумане. Смешно, право слово, впервые венчаться с тем, с кем уже одну жизнь прожила и на вторую замахнулась. Но от этого еще волнительнее…
— Держись, Мушка, — шепотом сказал муж, когда отзвучали последние слова вечной клятвы перед Богом. — Теперь не пропадем.
И когда мы пошли из церкви под торжественный колокольный звон, на паперти не стал сдерживаться, подхватил на руки, да так и нес до самой кареты.
Глава 51
Финальная интерлюдия
Часть первая
— Мистер, здесь ветрено. Не желаете в каюту?
Я вежливо кивнул стюарду: «мистер русский пассажир еще немного побудет на палубе». На ней и ветрено, и дождливо — как еще может быть, когда морской рейс в декабре? Но все же не морозно.
Похоже, я начал новую жизнь, когда на дворе декабрь, а вокруг — ни льда, ни снега.
Начать новую жизнь оказалось просто, хоть и немного хлопотно. Основные хлопоты ждали меня на первом, московском этапе, когда я выбрался из сугроба и занялся заранее подготовленным отступлением. Увы, я лишился двух слуг из трех: второй Феликс, с ушибленной, но не сломанной рукой, ускользнул от стражи во дворе особняка. Мне приходилось с ним преодолевать тысячу верст за месяц и по обстоятельствам забывать субординацию. Так и нынче: учитывая состояние руки бедолаги, я сам прислуживал слуге.
Мы направились в почтовую контору. Когда человек в моем чине еще и подкрепляет приказ «красненькой», это умиляет и вдохновляет коллежских регистраторов. Первопрестольную мы покинули на фельдъегерской тройке; если на заставы и были посланы какие-то указания, то, услышав наш колокольчик, солдат не раздумывая поднял шлагбаум…
…Во Франции существует оптический телеграф, в России только ведутся разговоры, нужен он или нет. Еще недавно я считал, что нужен, но этой ночью, слыша лихой посвист взбодренного ямщика, радовался, что нет никаких средств передачи сообщений быстрее курьерской тройки. Так что я направился в столицу с форой в полтора-два дня.