Напротив, в трактате «О залогах святых» проблема реликвий находится в центре авторского внимания и подвергнута комплексному анализу. Это сочинение стоит особняком в ряду богословских и исторических сочинений аббата Ножанского, отличаясь своим стремлением проникнуть в логику всеобщего поклонения реликвиям. Вопрос о времени написания «De pignora» решается исходя из того, что в третьей главе Первой книги трактата упомянута повесть «О своей жизни», которая создавалась позже хроники «Gesta Dei per francos». Что же касается разнообразных богословских произведений Гиберта, то они, по большей части, были написаны им в период пребывания в монастыре Св. Гербера в селении Флэ до избрания аббатом в Ножане. Отсюда следует, что трактат «О залогах святых», по всей вероятности, создавался в последние годы жизни автора не ранее 1119 г.[173]
Здесь автор обобщает длительный опыт наблюдений за представлениями верующих об останках жизнедеятельности святых людей и за верованиями в их чудотворные свойства. При этом,— впервые в церковной литературе,— предлагается общая концепция популярного культа.Как следует из текста трактата, в церковном сообществе, где протекала деятельность Гиберта, весьма ценили его ученые познания, и к нему неоднократно обращались клирики за духовной помощью. Поводом для углубленных размышлений о культе реликвий стали вопросы, поступавшие к Гиберту от многих лиц по поводу зуба Спасителя в монастыре Св. Медарда в соседнем городе Суассоне. Об этом сказано в посвящении труда Одону, аббату монастыря Св. Симфорьена близ Бовэ, бывшему некогда наставником Гиберта. Прежде, чем ответить на эти вопросы, он решил рассмотреть нечто гораздо более важное, а именно, имеются ли у культа реликвий достаточные догматические обоснования.
Соответствует ли почитание останков святых догмату всеобщего телесного воскрешения? Ведь воскрешение умерших — главная и непреложная истина христианской религии, по поводу которой абсолютно недопустимы сомнения, и их никогда у верующих не было. В связи с этим рассматривается идея о сложной структуре христианкой религии, которая базируется на неких основных принципах, но, вместе с тем, выражается в религиозных действиях различного уровня. Отсюда и возникают местные споры в церковной практике, схизмы, несоответствие между церковными обычаями и католической верой. Не вдаваясь в богословское рассмотрение всех таинств, он подчеркивает первенство крещения и причащения как главных культовых действий. «Крещение и причащение — вот два действия, без соблюдения которых нашей веры не бывает… Прочие вещи, что мы совершаем по обычаям, не засчитываются нам во спасение, без них можно честно прожить, хотя их соблюдают и проповедуют во всех без исключения храмах… так, что останки святых, либо их залоги, очевидно, относились к такого рода обычаям»[174]
. Так Гиберт Ножанский формулирует свою мысль о том, что вероучение христианской церкви находит внешнее выражение в совершаемых клиром таинствах, которые обязательны для мирян. Он излагает своё личное убеждение в том, что сложившаяся церковная практика не вполне согласуется с вероучением, и, в первую очередь, это относится к культу реликвий.Подкрепляя свою мысль доводами из Библии, Гиберт ссылается на шаткость библейского фундамента культа реликвий. В частности, нигде в Евангелиях и Деяниях апостольских не поминают волос и бород апостолов. Вдохновленный Августином, неоднократно во многих местах порицавшим злоупотребления в культе, автор рассматривает тему достоверности источников сведений о почитании святых. При несомненной святости жизни, деятельности и смерти апостолов судьба их останков, как хорошо известно, определялась по воле людей. По поводу мучеников, и, еще больше, исповедников церковь обязана иметь доказательства, исследовать их подозрительно однотипные писания и обстоятельства казни.
Чудотворные дары и воскрешения умерших, о которых сказано в Писании, Гиберт признает божественными «каналами», полезными для укрепления веры. Однако, в трактате описано немало возмутивших автора случаев, когда реликвии мнимо воскресших и притом безымянных людей служили клирикам для учреждения весьма выгодных для них новых мест почитания святых. Он горько сокрушается, что однажды сам стал соучастником прославления ложной реликвии. Когда в Ножане проводился сбор денег на церковь, монах демонстрировал зрителям чудо-сосуд, в котором находился кусок хлеба, якобы надкусанного Христом. В качестве поруки он указал на ученость присутствовавшего среди зрителей аббата, не решившегося возразить против акции, которую в трактате он назвал безумной и преступной[175]
.