Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин

Время от времени фрау Новак навещала медсестра. Она с неодобрением качала головой, глядя на расположение спальных мест, и уходила. Или приходил инспектор – бледный молодой человек, всегда с распахнутым воротником (очевидно, из принципа). Он делал пространные записи и говорил фрау Новак, что в мансарде антисанитарные условия и что она непригодна для жилья. Говорил он это с легким упреком, будто мы были отчасти виноваты в этом. Фрау Новак яростно противилась его визитам. Она подозревала, что он попросту шпионит за нею. Ее преследовал страх, что сестра или инспектор заглянут в тот момент, когда квартира будет не убрана. Подозрительность ее дошла до того, что она даже начала лгать – уверяла, что течь в крыше пустяковая, лишь бы они поскорее убрались.

Еще одним постоянным посетителем был еврейский портной, который торговал всевозможной одеждой в рассрочку. Это был приземистый, галантный человек, умевший убеждать клиентов. Он с утра до вечера обходил сдававшиеся в аренду квартиры в районе, получая пятьдесят пфеннингов тут, марку там, и, как курица собирал по крохам свой ненадежный заработок с этой явно неплодородной почвы. Он никогда сильно не досаждал людям и предпочитал уговорить своих должников приобрести у него побольше товаров, вложив в них новые деньги. Два года назад фрау Новак купила Отто костюм и пальто за триста марок. Костюм и пальто уже давно износились, а деньги за них все еще не были полностью выплачены. Вскоре после моего приезда фрау Новак набрала одежды для Греты на семьдесят пять марок. Портной не возражал.

Весь квартал – его должники. Однако нельзя сказать, что его не любят, и положение легендарной личности, которую люди поругивают без особой злости, ему нравится.

– Может, Лотар и прав, – иногда говорит фрау Новак. – Когда придет Гитлер, он покажет этим евреям, где раки зимуют. Спеси у них поубавится.

Но когда я предположил, что если Гитлер придет к власти, он просто уничтожит портного, фрау Новак немедленно сменила тон.

– Этого я бы совсем не хотела. В конце концов, он шьет прекрасную одежду. Кроме того, евреи всегда дают отсрочку, если у вас туго с деньгами. Такого христианина, как он, чтобы давал в кредит, не найдешь. Спросите людей в округе, герр Кристоф: они ни за что не вышвырнут евреев.

К вечеру Отто, проведя день в тоскливом безделье – слоняясь по квартире или болтая во дворе с друзьями, живущими этажом ниже, – начинал понемногу оживляться. Возвращаясь с работы, я обыкновенно заставал его за переодеванием: свитер и широкие штаны до колен он менял на короткий, туго облегающий двубортный пиджак с подложенными, непомерно большими плечами и брюки клеш. У него имелся огромный запас галстуков, и он тратил, по крайней мере, полчаса, чтобы выбрать один из них и как следует завязать его перед треснутым трюмо, стоявшим на кухне. Он улыбался своему отображению, и розовое лицо, напоминавшее персик, лучилось самодовольством. Он путался под ногами у фрау Новак, не обращая внимания на ее протесты. Как только ужин кончался, он отправлялся на танцы.

Обычно я тоже уходил по вечерам. Как бы я ни уставал за день, пойти спать сразу же после ужина было невозможно. Грета и ее родители часто ложились уже в десять часов. Поэтому я уходил в кино или сидел в кафе, читал газеты и зевал. Больше делать было нечего.

В конце улицы находился подвальчик под названием «Александр Казино». Отто показал мне его однажды вечером, когда мы с ним случайно вышли из дому вместе. Спустившись на четыре ступени вниз, нужно было открыть дверь, отдернуть тяжелый кожаный занавес, защищавший от сквозняка, и вы оказывались в длинной и грязной комнате с низким потолком. Она была освещена красными китайскими фонарями и украшена гирляндами из пыльной бумаги. Вдоль стен стояли плетеные столы и большие потертые диваны, напоминающие сидения английского вагона третьего класса. В дальнем конце располагались ниши со шпалерами, с прикрученными к ним проволокой ветками искусственной вишни. В воздухе стоял влажный запах пива.