Читаем Труды по античной истории полностью

Своеобразный стиль Павсания-рассказчика этим переводчикам передать не удалось. Думается, что в какой-то мере это результат пренебрежительного отношения к русской переводческой практике XVIII в. В целом перевод Г.Янчевецкого точен, упреки, сделанные в его адрес С.П.Кондратьевым[256], не вполне справедливы. Его главным недостатком, на наш взгляд, является та бесцветность, о которой было сказано выше. В комментариях Г.Янчевецкого довольно полно использована литература, вышедшая ко времени появления его работы. В качестве вступительной статьи переведена статья И.Г.К.Шубарта, предпосланная его немецкому переводу «Описания Эллады». Работа С.П.Кондратьева выполнена, главным образом, по изданию Х.Блюмнера и Г.Хитцига[257], примечания воспроизводят в сокращенном виде комментарии, содержащиеся в названном издании; были учтены переводчиком и комментарии Дж. Фрейзера. Существенным недостатком этого издания является неотредактированность[258].

§ 6. Идеология эпохи Антонинов


Вторая софистика

Говоря об эпохе, в которую жил Павсаний, нельзя забывать о следующих обстоятельствах: Ι в. н. э. – период глубокого упадка как для Эллады, так и для греческой культуры в целом. Достаточно указать на то, что после Страбона (ум. 23/24 г. н. э.) не было ни одного греческого писателя, вплоть до Эпиктета, Диона из Прусы и Плутарха, которые начали свою деятельность в последней четверти Ι в. н. э. Положение резко изменилось в эпоху правления Адриана и его преемников.

Император Адриан на базе Ахейского союза учреждает Панэллинский союз (Κοινòν τῶν Πανελλήνων)[259] и проводит много времени в Элладе. Он строит водопровод в Коринфе (ΙΙ, 3, 5; VIII, 22, 3), восстанавливает могилу Эпаминонда и сам сочиняет надпись для стелы, близ нее установленной (VIII, 11, 2), завершает строительство огромного храма Зевса Олимпийского в Афинах, а затем возобновляет Олимпийские игры, наконец – возводит храм Панэллинского Зевса и Пантеон, где, как указывает Павсаний, находилась библиотека, устроенная Адрианом, и проводит в Афинах водопровод (Spart. 20, 5). По греческому образцу впервые в истории Римской империи Адриан отпускает бороду (это имеет немаловажное значение, так как внешний вид принцепса является как бы концентрированным выражением той политики, которую он проводит) и всячески покровительствует расцвету греческой культуры, в истории которой начинается период, именуемый обычно «греческим возрождением».

Важно иметь в виду, что отношение Адриана и его преемников к греческой культуре было обусловлено не только романтическими настроениями, которые О.В.Кудрявцев удачно называет «романтическим филэллинизмом», но и практическими нуждами империи. О.В.Кудрявцев полагает[260], что римское государственное управление и греческая культура, взаимно проникая друг в друга, по мысли Адриана, должны были объединить античный мир перед лицом «варварских народов».

Идея эллинского возрождения была, таким образом, в эпоху Адриана официальным лозунгом, однако это время действительно дало целый ряд ярких и своеобразных фигур, подавляющее большинство из которых связано с течением, получившим название «второй софистики».

Наименование это условно, а его появление, конечно, продиктовано субъективной точкой зрения Филострата (Vitae Soph.), однако в результате в плену у термина оказались как античные авторы III–IV вв. н. э., так и многие исследователи, которые стали изображать общественную мысль и литературное движение II в. н. э. в духе той картины, бесспорно гротескной, которую блестяще нарисовал Платон в «Протагоре».

Исследуя культуру II в. н. э., необходимо учитывать то обстоятельство, что сходство между софистами V в. (Протагором, Горгием, Продиком и др.) и представителями «второй софистики» заключается в том, что внешняя форма и у тех и у других берет верх над содержанием, но не более: за схожей формой стоят идеи, ничего общего между собой не имеющие. Вторая софистика – это не простой возврат к далекому прошлому, во всех отношениях она вызвана к жизни социальными процессами. Как указывал О.В.Кудрявцев, «инициатором панэллинского движения была римская власть, которая стремилась этим путем укрепить свое положение в восточной половине империи, протягивая руку муниципальной знати эллинских городов»[261].

Не случайно поэтому в это время заметную роль в греческой культуре начинают играть лица знатного происхождения, занимавшие высокие посты в своих полисах. Такими людьми были Герод Аттик и Лоллиан – в Афинах, Антоний Полемон и Элий Аристид – в Смирне, и Апулей – в Карфагене.

Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука