Труды по россиеведению. Выпуск 2

И Николай, и Ленин были типично имперскими людьми по своему этническому происхождению. В Ильиче текла лишь четвертая часть русской крови, в императоре – всего-то 1/128. И при этом перед нами абсолютно русские люди, сразу же узнаваемые, «свои». Внешне и тот и другой тоже совершенно невыдающиеся типы – невысокие, спортивно-подобранные, благодаря своей обычности легко могли затеряться в толпе. Знаменательно: Николай Александрович и Владимир Ильич любили Чехова. Первого нашего «частного» писателя. То есть человека, которого по-преимуществу интересовал человек. Не «преступление и наказание», не «война и мир», не «бесы», не «воскресение», не «явить миру образ русского Христа», не «непротивление злу насилием». Просто – человек. В своей приватности, единичности, обыденности.

Эта склонность к Чехову, наверное, означает следующее: Николай и Ленин были современные люди в том смысле, что соответствовали своей, постдостоевско-посттолстовской эпохе. Они – чеховские интеллигенты, до известной степени, конечно, и в разных пропорциях. У Николая, как ни странно, чеховского было больше. Но и Ленин вмещал в себя некоторую часть этого. Другое дело, что император шел к Чехову («гражданин Романов»), а лидер большевиков – от. К концу жизни Ленин окончательно пожрал Ульянова, а Николай Александрович во многом освободился от Самодержца всея Руси…

Оба, несомненно, были люди с «идеей», «предназначением». Николай служил своей сакрально-самодержавной России, ощущал себя – по праву – ее Хозяином. Внутренняя наполненность последнего императора этим – служением и горячая религиозная вера совершенно очевидны. Ленин полностью отдал себя (жаль лишь, что и нас) революционному мессианству и, несомненно, персонифицировал его. То есть в своем роде тоже явился Хозяином. Кстати, при этом ни тот ни другой не были фанатиками. А в повседневной практике и вовсе показали себя гибкими тактиками…

Но хватит сравнений. Как справедливо учил их младший современник: «Не сравнивай: живущий несравним». Действительно, и Николай Александрович, и Владимир Ильич при всей своей обыкновенности, обычности, ординарности ни на кого не похожи. Конечно, поверхностно глядя, скажут: Людовик XVI… Робеспьер с Маратом… Нет, нет, все это – «другая драма». Николай и Ленин новые исторические личности. Они пришли на смену Наполеону и Бисмарку, гений которых напитывал историю и менял ее русло. Великие люди ХХ в., напротив, впитывали в себя исторические стихии, были медиумами, через которых они действовали. Это – «герои» массового общества, эпохи восстания масс.

А этот самый младший их современник, который, похоже, понимал всё раньше всех, зафиксирует: «И в декабре семнадцатого года / Все потеряли мы…». Предлагаю посмотреть на последнего императора и первого председателя Совнаркома через эту призму: «все потеряли мы». – Да, младшего современника за это вот понимание убьют приблизительно через двадцать лет после декабря семнадцатого.

Этюд о Николае

Николай Александрович Романов обладает рекордной по неадекватности – даже для нашей истории – репутацией. Нерешительный, неволе-вой, не очень умный, под пятой нервнобольной жены, холодно-равнодушный, какой-то вечно ускользающий – причем неизвестно куда. В общем – царь неудачный, в особенности для крутопереломной эпохи.

Допускаю, что Николай II обладал частью или даже всеми этими (и другими) негативными качествами. Но совсем не это – хотя бы в первую очередь – мы должны, обязаны знать про него. Чтобы увидеть Николая Александровича иным – политическим новатором и реформатором, – необходим и иной, непривычный, быть может, для нас контекст. Попробуем сформулировать и вписать в этот контекст последнего самодержца и первого конституционного монарха. Эта интеллектуальная операция, кстати, поможет лучше разобраться и с некоторыми другими большими людьми только что ушедшего столетия.

Итак, мой тезис: в Николае II не разглядели выдающегося деятеля, как не поняли, что революция 1905–1907 гг. была успешной.

Что делал всю свою жизнь этот человек? – Реформы, необходимые и выстраданные Россией. Какие реформы? – К примеру: разрешил публичную политику и свою самодержавную власть ограничил. И не мешал, а помогал Витте во второй половине 90-х. И не мешал, а помогал (что бы там ни было) Столыпину во второй половине 900-х. Скажут: он все это совершал вынужденно, он не хотел никаких преобразований. Быть может. Но ведь совершал. Без особой крови, заметим. Что есть абсолютная редкость в России.