Таким образом, ипостась Бога Слова, не переставая быть тем, чем она была всегда, с самого первого момента восприятия в нее плоти, перестает быть лишь исключительно ипостасью существующего в Слове Божества, одинаково и безраздельно становясь ипостасью для обеих природ Христа. Так что простая вечная ипостась Бога Слова со времени воплощения становится ипостасью сложной
(σύνθετος ὑπόστασις), ипостасью Богочеловека, объединяющей в себе, как бы в некотором «целом», две природы со всеми их существенными определениями, которые (т. е. природы) по отношению к ней могут быть названы в некотором смысле «частями целого». [389] Одним словом, ипостась Христа есть сложная по соединению существующих в ней природ (κατὰ σύνθεσιν ἐκ τῶν φύσεων). [390] На сложность ипостаси указывает имя «Христос»; [391] а так как Христос один и единственный в своем роде, то лицо Христа, строго говоря, не может быть названо индивидуальным (ἄτομον = individuum), потому что нет такого общего рода (εἶδος), который бы можно было назвать именем «χριστότης» [«христовство»], и под который подходил бы Христос, как неделимое. [392]Все разъяснения Максима относительно «сложности» ипостаси Христа направляются, главным образом, против учения Севера об «одной богомужной ипостаси» воплотившегося Слова, в смысле «одной богомужной или сложной природы». А при такой цели указанных разъяснений представляется совершенно уместным и понятным то обстоятельство, что в учении Максима об ипостасном
или личном соединении (ὑποστατικὴ ἕνωσις или ἡ καθ΄ ὑπόστασιν ἕνωσις [соединение по ипостаси]) первое, что́ обращает на себя внимание, есть относильная сложность ипостаси Христа, т. е. неслитность и непреложность, хотя и нераздельность соединения двух природ с сохранением всех существенных определений их. Истинное, высочайшее соединение — а таково «ипостасное» соединение, [393] имеющее место там, где различные сущности или природы соединяются в одной ипостаси или лице [394] — состоит в том (и в этом его отличие от «субстанциального» и «аффектуального» соединений), что, несмотря на приведение природного разделения соединенных в сложной ипостаси частей к величайшему тождеству и единству, [395] качественное различие соединенных природ остается неприкосновенным. [396] Так что Христос, как выразился Софроний, в одно и тоже время есть «ἕν καὶ δύο» [одно и два]: одно по ипостаси и лицу (κατὰ τὴν ὑπόστασιν καὶ πρόσωπον), а два — по самим природам и естественным их особенностям (κατὰ τὰς φύσεις αὐτὰς καὶ τὰς φυσικὰς αὐτῶν ἰδιότητας). [397] Точно такой же смысл, по объяснению Максима, имеют следующие два выражения Григория Богослова: одно (из большой апологетической речи): «одно (лицо) из обеих (природ), и обе через одно» (ἕν ἑξ ἀμφοῖν, καὶ δι΄ἐνός ἀμφότερα); другое (из II слова о Сыне): «Хотя то и другое (т. е. Божество и человечество) составляют одно (ἕν), но не по природе, а по соединению (τῂ δὲ συνόδῳ)»; и следующее изречение Кирилла Александрийского (из II письма πρὸς Σούκενσον): «Так что и два (т. е. Божество и человечество) уже не суть два, но через оба проявляется одно живое существо (ὥστε τὰ δύο μηκέτι μὲν εἶναι δύο, δι΄ ἀμφοῖν δὲ τὸ ἕν ἀποτελεῖσθαι ζῶον)». [398]Итак, в одной ипостаси Христа существуют две природы: ни единство не нарушает (не сливает и не превращает) двойства, ни двойство не расторгает (не разделяет) единства. [399]
За мыслимость совмещения двойства естеств с единством ипостаси говорит учение о Троичном Боге и составность человеческой природы. Как в Боге тождество или единство сущности и троичность ипостасей или лиц, и как в человеке, наоборот, единство лица и различие сущностей души и тела не исключают друг друга; подобным образом и во Христе личное единство или тождество и природное различие (двойство) не противоречат друг другу. И «насколько невозможно, чтобы, признавая единство Божественной природы, мы не исповедовали в Св. Троице вместе с тем и ипостасного различия, настолько же необходимо и в Одном из Св. Троицы исповедовать и единство, и различие». [400]Относительно ссылки на учение о Троичном Боге до́лжно заметить, что, сама по себе мало уясняя возможность совмещения в одном лице Христа двух природ, так как учение о Троичном Боге и учение о лице Христа представляют два примера взаимно обратного отношения между ὑπόστασις и φύσις, со стороны количественной [401]
эта аналогия делала, однако, доступным представлению каждого то неоспоримое теоретическое основоположение православного учения, что понятия «ὑπόστασις» и «φύσις» нетождественны, и что, следовательно, числу лиц не соответствует число духовных природ и наоборот; и тем самым отрицательно указывала на мыслимость совмещения во Христе природного двойства с личным единством.