Труллион (Аластор 2262)

Капитан оказался прав. «Карпуны» штурмовали цитадель «Танчинаров» в полном составе. Глиннеса столкнули в бассейн, вслед за ним «нырнули» Сладин и Вильмер Гафф. Взобравшись по лестнице, Глиннес отправил в купальню крайнего нападающего «Карпунов», очутившегося в трех метрах от шерли, но не успел опомниться, как сам полетел в воду — опять. Второй раз он уже не спешил вылезать — прозвучал гонг.

Впервые Дюиссана почувствовала тепло чужой руки на золотом кольце. Взбешенный Воехота вернул Ауду восемь тысяч.

Глиннес никогда еще не участвовал в столь изнурительном матче — невероятно выносливые «Карпуны» носились по всему полю, перепрыгивая из ряда в ряд и перелетая на трапециях с одного нефа на другой так, будто игра только началась. Невдомек было Глиннесу, что «Карпунам» перебежки нападающих противника казались непредсказуемым мельканием сверхъестественно неуловимых, скользящих по воздуху серебристо-черных теней, а защитники «Танчинаров» — перегородившими все пути, неумолимо возвышающимися над полем изваяниями Судьбы.

Стадион шумел, как море, в такт приливам и отливам затянувшейся битвы, но мало-помалу, раунд за раундом «Танчинары» теснили неприятеля — верткие, как ртуть, беспощадно молотящие буфами фигуры Глиннеса и Лучо все чаще сновали в тылу «Карпунов». Игроки не слышали рева толпы — для них весь мир ограничился напряженной, преувеличенно яркой действительностью поля, перекрещивающихся рядов и нефов, слепящих солнечных бликов в беспокойной воде бассейна. Солнце ненадолго спряталось за редким облачком — в то же мгновение Глиннес увидел, как слегка разошлась стена оранжево-зеленых силуэтов, освобождая зигзагообразный путь к пьедесталу. Западня? Собравшись с последними силами, он заставил непослушные ноги устремиться вперед, уклонился от буфа одного защитника, перескочил на соседний неф за спину другого, яростно от кого-то оборонявшегося, и снова бросился вперед. Люди в оранжево-зеленых формах что-то хрипло кричали, маски «Карпунов», еще недавно выглядевшие всепонимающе-суровыми, теперь, казалось, исказились от боли. Глиннес Хульден стоял на пьедестале, взявшись за блестящий металл на талии Фареры — ему предстояло потянуть за кольцо и обнажить голубоглазую деву на глазах у сорока тысяч восторженных болельщиков. Музыка вознеслась к небесам, величественная и трагическая — рука Глиннеса дернулась, замерла в нерешительности... он не смел опозорить создание изумительной красоты...

На стадион снова легла прохладная тень, теперь уже надолго — к полю спускались три черных звездолета. Музыка резко оборвалась. Из громкоговорителя над трибунами раздался жалобный крик: «Старментеры! Спа...» Микрофон зарегистрировал неразборчивую перепалку и шум ожесточенной возни, после чего прозвучал другой голос, сухой и грубый: «Всем оставаться на местах! Соблюдайте полное спокойствие».

Глиннес схватил Фареру за локоть, заставил ее спрыгнуть с пьедестала и потащил к лестнице, спускавшейся в бассейн. Белокурая шерль в ужасе упиралась: «Что ты делаешь?»

«Пытаюсь тебя спасти, — отозвался Глиннес. — Девушки, приглянувшиеся старментерам, не возвращаются домой».

Голос красавицы дрожал: «А там, внизу — безопасно?»

«Не думаю. Выберемся по водостоку в отстойник. Спеши — это на другом конце бассейна!»

По плечи в шумно плещущей воде, они со всей возможной прытью пробрались под рядами и нефами к центральному рву и дальше, под другую половину поля. Что это? С противоположной лестницы спускалась Дюиссана с окаменевшим, белым от страха лицом. Глиннес позвал ее: «Сюда, сюда! Через отстойник — там, может быть, забыли поставить охрану».

В углу бассейна излишек воды переливался в короткий узкий желоб. Глиннес подтянулся, протиснулся в желоб ногами вперед и спрыгнул на закраину мелкого отстойника, заполненного вонючей черной грязью. За ним в отверстии появилась Дюиссана, плотно завернувшаяся в мокрую белую хламиду. Глиннес помог ей спуститься, но она поскользнулась на краю и шлепнулась задом в грязь. Глиннес не удержался от ухмылки.

«Ты это нарочно!» — чуть не плача, пожаловалась Дюиссана.

«Неправда!»

«Нарочно!»

«Думай, что хочешь, мне все равно».

По желобу спускалась Фарера — Глиннес поймал ее и удержал на краю отстойника. Дюиссана с трудом выкарабкалась из грязи. Глиннес и обе шерли с сомнением поглядывали на извилистую протоку, огибавшую отстойник и терявшуюся в нависших зарослях молчеягодника и пискливой ивы. Вода казалась темной и глубокой, в воздухе чуть попахивало мерлингами. Перспектива плыть или даже брести по пояс в этой канаве представлялась немыслимой. С противоположной стороны протоки был привязан маленький неказистый челнок — видимо, собственность пары мальчишек-безбилетников, прокравшихся по желобу на стадион.