Трупный синод

Если в центральной и южной части Италии на протяжении веков политическое и духовное первенство Рима никем и никогда не подвергалось сомнению, то история севера этой страны представляет собой практически бесконечное соперничество множества достойных городов и регионов. Бесчисленные войны герцогов, маркграфов и епископов, хаотически объединяющихся в союзы и с легкостью их разрушающих, периодически поднимали на политический пьедестал, а затем безжалостно низвергали то Равенну, которая со времен императора Гонория и до падения экзархата осмеливалась считать себя повелительницей Рима и Италии, то Павию, которая с приходом лангобардов стала средоточием королевской власти, то Лукку — столицу богатых тосканских князей. За пеленой войн и нашествий между тем рос и укреплялся старинный небольшой городок Медиоланум, начавший отсчет своей жизни еще со времен Великой Римской империи. К концу девятого века, то есть ко времени описываемых событий, Медиоланум, превратившийся в Милан, уже вполне созрел для того, чтобы стать вскоре одним из главных творцов истории Италии начиная от Средневековья и до наших дней.

В отличие от Рима, поднявшегося из руин благодаря католической Церкви и ставшего на века церковным городом, Милан активно развивался как ремесленный и политический центр. Власть дукса99 здесь, как правило, была неизмеримо выше власти местного епископа, удачное географическое расположение и умение ладить с соседями и непрошеными гостями позволяли Милану успешно вести дела. Разумное управление дало городу возможность со временем окружить себя надежной крепостной стеной, содержать сильный гарнизон, добиться распространения своего сюзеренитета над многими ближайшими областями и, как следствие, бесстрашно и без подобострастия разговаривать на равных с властями Рима, Равенны и Павии.

В разгоревшейся войне за итальянскую корону между Гвидо Вторым Сполетским и Беренгарием Фриульским Милан выступил на стороне последнего. Поставив не на ту лошадь, Милан, тем не менее, усилиями графа Майнфреда, сумел свести к минимуму весь размер своего проигрыша, а сам Майнфред на какое-то время даже получил из рук Гвидо титул графа его дворца. Вероятно, сполетский герцог рассчитывал, таким образом, заиметь в лице Милана крепкий бастион своих интересов на севере страны, однако на сей раз уже он, Гвидо, недооценил, ставшую с годами примечательной, расчетливость будущей столицы Ломбардии. Трезво соразмерив собственные силы, когда из-за гор появилась могучая дружина Арнульфа, Милан предпочел добровольно открыть германцам ворота и, благодаря этому, уцелел, тогда как, например, Бергамо, проявив чрезмерную строптивость, подвергся тотальному разграблению, а его граф Амвросий на устрашение прочим был повешен Арнульфом на городских воротах. Когда Арнульфу изменили удача и здоровье, Милан остался ему верен, поскольку к герцогам Сполето город испытывал давнишнюю вражду, а граф Майнфред уже не мог рассчитывать, что вдова Гвидо повторно проявит к нему свое милосердие. К тому же город получил твердые гарантии от германского императора, что летом 897 года тот неминуемо восстановит свою власть в Италии и отберет императорскую корону у Ламберта. В связи с этим, граф Милана Майнфред, вместе с архиепископом города Ландольфом, назначенным, что немаловажно, участием Арнульфа Каринтийского, рискнули начать игру против Рима и Сполето.

И первым делом они решили привлечь на свою сторону присягавшего Арнульфу Беренгария, чем, по всей видимости, внесли немалое смятение в душу неверного фриульца. Пока Беренгарий раздумывал над своим положением, прыткая Агельтруда решила все за всех, к началу апреля очутившись под стенами Милана.

Город, само собой разумеется, закрыл перед ней ворота и приготовился к осаде. Миланцев пугала фигура предводительницы сполетцев, поскольку среди северян активно распускались слухи, что именно Агельтруда повинна в болезни их императора Арнульфа. Рассказывали, что якобы она через слугу передала ему какую-то чашу со снадобьем, которое, по ее мнению, должно было очистить разум императора от скверны и суетных устремлений. И император, будто бы, легковерно выпив это снадобье, — а разве поступают иначе, получая подарок от заклятого врага? — сразу после этого на три часа впал в забытье, после чего, придя в себя, вместо обещанного прояснения разума, начал беспрестанно исходить бесовскими червями, которые, в конце концов, заставили его покинуть Италию и уйти в свои дикие леса.

Агельтруда и не надеялась на то, что Милан откроет перед ней двери. Она также прекрасно понимала, что штурмом взять город не удастся, тамошний гарнизон несильно уступал по численности ее войску, а местные жители всегда могли сформировать дополнительное ополчение против высокомерных сполетцев. С другой стороны, ее главной целью был не столько сам город, сколько взбунтовавшийся граф, в свое время легкомысленно прощенный ее мужем. Оставалось придумать способ пленить непокорного Майнфреда, а там, глядишь, и город, оставшийся без своего властителя, проявит большую покладистость, чем ныне.