В Рим снова потянулись пышные делегации церковных и светских правителей Италии и смежных с ней государств. Как обычно, с особым благоговением римляне встречали посланцев константинопольского базилевса, с любопытством взирали на бургундских и провансальских дворян, с опаской поглядывали на внушительных германцев. Да, Арнульф Каринтийский не упустил случая послать делегацию от себя, в робкой надежде вернуть утраченные им позиции при папском дворе. Надежды эти были действительно призрачны — после того, как вся Италия поняла, что Арнульф, в силу своего нездоровья, нескоро сможет вновь появиться на Апеннинах, интересы германцев более практически не учитывались. Формозианцы, до сего дня являвшиеся сторонниками германских правителей, чутко отреагировали на изменение конъюнктуры и постарались отмежеваться от бывших покровителей, в своей пропаганде сакцентируя внимание горожан на том, что именно сторонники Формоза были единственными, кто открыто критиковал Стефана за произведенное последним судилище. Политика формозианцев принесла свои плоды, авторитет этой партии в глазах римлян вновь пошел в гору.
Поспешили вернуться в Рим также правители Тосканы и Сполето. На этот раз молодой император Ламберт возжелал самолично присутствовать при выборе папы, однако сполетская церковная партия от этой новости в восторг не пришла и в ладоши не била. Ламберт, устами глашатаев, дал понять Риму, что осуждает произведенный судебный процесс над скончавшимся папой Формозом, что было по достоинству оценено гражданами Рима. Ввиду этого, Агельтруда, напротив, не захотела присутствовать на выборах папы, заранее примиряясь со своим тактическим и, как она считала, кратковременным, отступлением. Что же касается Адальберта, то он также с облегчением узнал о смерти Стефана, ибо это откладывало на неопределенный срок реставрацию Латеранской базилики, то бишь проносило мимо его кошелька возможный опустошительный шторм. Скорее всего, тосканский граф потенциально мог стать одним из главных бенефициаров раскладывающегося пасьянса — на фоне скомпрометировавшей себя сполетской партии, в условиях тесных отношений с семьей Теофилактов и явным интересом, проявляемым к нему со стороны формозианцев, он имел весомые шансы занять лидирующие позиции в Риме и сделать себе обязанным будущего наместника Князя Апостолов.
Сполетцы не были бы сполетцами, если бы даже в этой ситуации не попробовали кавалерийским наскоком взять свое. Кардиналы Христофор и Петр, а также Сергий, чей епископский сан, дарованный ему Формозом, Стефан благоразумно не подтвердил, энергично предложили городу свои кандидатуры. В этот-то момент сполетцы и узнали, что думает о них и об их скончавшемся предводителе Рим. Все сполетские кандидатуры римская знать, клир и плебс с негодованием отвергли. Заступничество Адальберта за сполетскую партию было вялым и вынужденным прежними союзническими клятвами — на деле граф Тосканы ликовал, видя ослабление своего грозного соперника, препятствующего его мечтам об итальянских коронах. Ах, было бы совсем прекрасно нашептать еще Риму, что благонравный, сладкий, «не замути водичка» Ламберт тоже причастен к Трупному синоду! Рим со своими священниками в этом случае уверенно бы пошел в объятия Тосканской марки, особенно если бы граф Адальберт для себя любимого хоть немного постарался.
В сложившихся условиях, Риму при выборе папы ничего не оставалось, как обратить свои взоры на партию сторонников Формоза. Основными кандидатами стали уже знакомые нам Романо Марин, Теодор, Иоанн из Тибура, а также римский кардинал Бенедикт и уважаемый, несмотря на молодость, протодиакон Лев из Ардеи. Впрочем, Теодор и Лев быстро сняли свои кандидатуры, уступая более авторитетным священникам своей партии. Долгое время казалось, что выбор падет на Бенедикта, поскольку он единственный среди оставшихся кандидатов был римлянином, а город после всех последних потрясений непременно хотел видеть своим епископом земляка. Вот тут и подключился к делу граф Адальберт, набравшийся-таки смелости и решивший, что второго подобного шанса у него может и не быть. Путем тайного подкупа — ах, ах! — он в считанные дни склонил голоса церковного клира в пользу Романо Марина, выходца из Витербо, находившегося тогда в границах Тосканского маркграфства. В итоге 24 августа 897 года, под бурное одобрение горожан и гостей столицы христианства, сто четырнадцатым папой в истории католичества был избран кардинал Романо Марин, младший брат папы Марина Первого, занимавшего папский трон за тринадцать лет до этого.