– Да? – гавкнула с раздражением дама, по-прежнему не поднимая глаз.
Шефер вежливо сообщил ей о своём деле, после чего она начала старательно демонстрировать ему, что оторвёт задницу от стула исключительно с той скоростью, которая подходит ей, и каждым своим движением давала понять, что её абсолютно не заботит ни её клиент, ни её работа.
Обычно он прокомментировал бы такую услугу какой-нибудь сортирной шуткой, но сейчас, стиснув зубы, улыбнулся: в последнее время Конни старалась убедить его, что на грубое поведение следовало реагировать столь недатским проявлением, как приветливость.
Улыбайся, малыш. Просто улыбайся.
– Вы правильно заполнили форму? – прошипела женщина.
– Да, вот она.
Шефер подвинул форму и свой старый паспорт к ней.
И вот она печатала и печатала на компьютере, нарочито медленно. Одним пальцем, очень тихо.
Клик… клик… клик…
– Хорошо, что у нас есть свободное время, – улыбнулся Шефер.
– Посмотрите в камеру.
Она нажала на кнопку, и его мясистое лицо появилось на экране компьютера. Он наклонился над стойкой и посмотрел на изображение. Из-за напряжённой улыбки было похоже, что он пришёл на приём к зубному.
– Ещё раз. И закройте рот!
Шефер сделал, что ему велели.
– Получилось? – спросил он.
– Да.
– Огромное спасибо за помощь, фру. Удачного дня.
Он похлопал несколько раз по стойке на прощание и направился к выходу.
– Извините? – фыркнула дама у него за спиной. Шефер остановился и оглянулся.
– Что, простите?
– Скажите, сколько, по-вашему, мне лет? Какого чёрта вы называете меня фру?
Шефер моргнул несколько раз, глядя на неё абсолютно безо всякого выражения.
– Прошу прощения, – сказал он, – назвать так вас с вашими яйцами, конечно, было большой ошибкой.
Он побрёл на улицу сильно раздосадованный и, сев в машину, громко захлопнул за собой дверь.
Августин понаблюдала за его агрессивным поведением и оценивающе подняла бровь.
– Зачем тебе понадобилось туда идти?
– Чтобы быть уверенным, что скоро я смогу удрать подальше из этой говённой страны со всеми её грёбаными конторами.
– И снова я слышу добрые слова.
Августин понимающе похлопала его по плечу, когда они выехали на дорогу.
Он повернул направо, поехал по улице Нёрре Сёгаде и раздосадованно вздохнул, увидев поблизости от причала с лодками в форме лебедей пробку из медленно двигавшихся автомобилей – велосипедисты с неоновыми нашивками на одежде двигались по велосипедной дорожке гораздо быстрее.
У Шефера зазвонил телефон, он ответил, и голос Элоизы Кальдан раздался в салоне через громкую связь автомобиля.
– Шефер? Он… он мёртв, – медленно проговорила она, – приезжайте скорее. Пожалуйста, приезжайте!
Она назвала адрес в Амагере и повесила трубку.
– Ну давайте, чёрт возьми, – заревел Шефер на соседние машины, пытаясь развернуться прямо посреди дороги, – шевелитесь!
Он включил сирену.
Элоиза сидела на табуретке рядом с этажеркой для обуви, прислонившись к куртке Ульрика, висевшей сверху на крючке. Она уловила запах пота, исходивший от ткани, и вдруг почувствовала, что её сейчас стошнит. Она согнулась, опустила голову между колен и несколько раз глубоко вздохнула, чтобы прошёл спазм в животе, а из головы исчезли жуткие образы.
Потом она встала и медленно подошла к двери в ванную. Она заглянула внутрь, туда, где Шефер сидел на корточках под трупом Ульрика. Он был одет в костюм лаборатории ДНК-экспертизы, на лице у него была защитная маска, на ногах – синие бахилы, на руках – белые латексные перчатки: то же самое он попросил надеть и Элоизу, когда прибыл на место.
Вспышка на камере полицейского фотографа освещала то чёрный табурет и свороченное в сторону сиденье унитаза, то кровь на полу и неподвижно висящие синие ноги Ульрика.
Рядом с Шефером стояла молодая женщина. Элоиза поздоровалась с ней, когда они приехали. У неё были светлые волосы и накачанные руки, Шефер представил её Элоизе как детектива Лизу Августин.
Женщина наклонилась над бачком унитаза и взяла с него что-то длинным пинцетом. Другой рукой она достала небольшой пакет на молнии, быстро открыла его и положила внутрь свою находку.
– Здесь у него повреждена кожа, – сказал Шефер Лизе Августин, указывая концом ручки на подошву Ульрика.
Элоиза не могла заставить себя смотреть на искажённое гримасой лицо Ульрика, поэтому не поднимала взгляд выше ног и туловища.
– Отсюда и кровь, – продолжил Шефер, – если это самоубийство, он, должно быть, поранил ногу раньше, чем оттолкнул табурет.
Августин покачала головой.
– На стуле нет крови.
– Ну и как, чёрт возьми, он туда взобрался? – Шефер встал и огляделся. – Здесь табурет, унитаз, край ванны… – Он указывал на предметы, которые называл. – Если у него уже шла кровь из ранки, когда он входил в ванную, на полу были бы пятна или следы и должна была бы остаться кровь на раковине или на том предмете мебели, с которого он спрыгивал.
– Нигде нет, – сказала Августин.
– Да, чёрт возьми, он же не мог пораниться после того, как спрыгнул.
– Пфф, ну, может быть, он дёргался и сильно ударился ногой, когда петля затянулась.
– Передумал в последнее мгновение?