Трусаки и субботники (сборник)

А не выставить ли мне «Столичную» на доминошный столик и не отвести ли душу в разговоре с совершенно незнакомым мне человеком? Не таскаться же с бутылкой по городу. Однако мысли о том, что прежде пришлось бы объяснять предполагаемому собеседнику, что мне Обтекушин и зачем я его ищу, подавили во мне искушение.

– Спасибо за справку, – сказал я.

– Не за что, молодой человек…

Я вышел в Институтский переулок и побрел неведомо куда. Можно даже сказать, поплелся. Переулок был тих и пуст, только белая «Волга» стояла позади меня у тротуара. Минуты две пробрел я в бестолковых раздумьях и раздражении и вдруг почувствовал, что «Волга» едет за мной. Причем катит не спеша, не резвее меня. «По мою душу, что ли? Наконец-то!..» Метрах в двух впереди меня машина остановилась, передняя дверца ее распахнулась, и я увидел Вику, Викторию Ивановну Пантелееву.

– Василий, садись, пожалуйста…

– Я что – арестован?

– Нет, не арестован. Задержан.

– И то слава Богу. Но у меня нет желания садиться в ваш автомобиль.

– Ну прошу тебя, хоть на пятнадцать минут…

– Мне было обещано, что ваше семейство отстанет от меня.

– Отстанет. Завтра я улетаю в Лондон. И беспокоить тебя более никто не будет.

– Ладно. Пятнадцать минут.

Я уселся рядом с Викторией. Захлопнул дверцу.

– Ну и что теперь вам нужно от меня?

– Кому – «вам»?

– Вам. Виктории Ивановне Пантелеевой.

– Ты, Василий, в раздражении. Возможно, у тебя и впрямь есть поводы быть рассерженным. Но ты и дурачишься. А на «вы» у нас с тобой из разговора ничего не выйдет.

– Хорошо. Перейду на «ты». Хотя это ничего не изменит. И почему же мне не быть рассерженным? Каким макаром ты оказалась здесь? Ты что, меня выслеживала и подкарауливала?

– Да, подкарауливала. Ждала в вашем переулке. А когда ты вышел, поехала за тобой.

– А если бы я шел в Институтский на свидание с дамой и всю ночь бы провел у нее?..

– Я просидела бы здесь ночь, а тебя бы дождалась…

– Зачем тебе это?

– Мне завтра лететь в Лондон, и надолго. А мне надо поговорить с тобой.

– К чему разговор? И что из него может выйти? Или не выйти?

– Надеюсь, поймешь…

– Или не пойму. Он мне нужен – этот разговор?

– Тебе, может, и не нужен… Поедем куда-нибудь? Или останемся здесь?

– Останемся здесь. Здесь тихо и пусто. И ставлю условие: никаких обсуждений истории с Юлией.

– Но… Два-то слова?

– Ладно… Два слова. Но только от себя. А не от нее. И в ответ от меня услышишь два слова.

– Она ведь мается… – помолчав и глядя в ветровое стекло, произнесла Виктория. – Она ведь и в редакцию ходит из-за тебя…

– Все кончено и никогда не возобновится. И случилось это, видимо, в мгновение. Ударом. Как бы это тебе объяснить помягче… Твоя сестра… твоя сестра… Пусть это грубо, но это так… твоя сестра не вызывает у меня никаких ощущений как женщина… она мне не желанна… Такова реакция организма… Или натуры… Мне бы обратиться к психиатру либо к сексопатологу. Но я не стану делать этого…

– Это серьезно, – сказала Виктория.

– Это серьезно, – подтвердил я.

– Да-а-а-а… – протянула Виктория. И будто бы испросила разрешения: – Я покурю?

– Кури… Отчего же…

Сигареты у нее были английские. А может, французские, крепкие, с махорочным запахом. Во всяком случае, не американские. В тот год Москва была завалена прежде диковинными для нас американскими сигаретами. Четырех сортов – «Астор», «Филип Моррис» и еще каких-то, не знаток, не помню. По рублю пачка. Партию табачных изделий везли через Москву в Турцию, но что-то произошло не ахти приятное для Турции, и сигареты пустили в продажу в Москве. То-то был для любителей праздник! Моя студенческая знакомая бегунья Вика Корабельникова сигареты ко рту не подносила. Бизнес-вумен, бизнес-баба Виктория Ивановна Пантелеева, похоже, стала свирепой курильщицей. На меня она так и не глядела, сидела лицом к ветровому стеклу, но и в переулке ничего не видела, признание мое, по всей вероятности, оказалось для нее неожиданным… Была она нынче в кожаной куртке с рыжим меховым воротником, светло-русые волосы ее, как и при последнем нашем свидании, стягивало, возможно, и не пластмассовое, а дорогое кольцо. Тогда, на Лесной улице, в нервическом срыве, желая при этом выкрикнуть Вике нечто гадкое, глумливое, не рассчитав силы, я оттолкнул от себя Викторию, она чуть не упала на тротуар, а кольцо ее свалилось, разрешив ветру трепать длинные Викины волосы. Теперь я был обязан смирить свое раздражение и тихим слушателем дотерпеть разговор до конца.

– Свежая «Волга», чистенькая, – сказал я. – Двадцать первой модели, что ли?

– Да, – кивнула Виктория. – Стоит в гараже. Купила в прошлый приезд. В «Березке», естественно.

– Красиво живете…

– На свои деньги, – почему-то поспешила сообщить мне Виктория. – Я ведь зарабатываю больше Пантелеева. Бизнес-леди. Стерва, стало быть.

– Стервой ты уже представлялась мне в прошлый раз. Я разрешил себе в это не поверить.

– Тебе не все равно, стерва я или нет…

Она поднесла зажигалку к новой сигарете.

– А папаша наш, – помолчав, произнесла Виктория, – привез тебе из латинских америк гал стуки…

– Неужели три штуки? – оживился я.

– Именно три…

Я рассмеялся.