Трущобы Петербурга

Выходит, значит, что я даже и обязан прийти. А второго кого-нибудь из жильцов здешних приспособь, который пограмотнее и законы хоть немного знает. Да будешь говорить с ним, горячку не пори, а было бы лучше, чтобы он в горячку вошел, вот оно что. Будет он при свидетелях жену твою порочить да вины ее доказывать, а тут свидетели! Пожалуйте, Матвей Дементьич, к мировому. А за клевету сам знаешь, что бывает. А то здравствуйте, наплел бы, как сейчас, хрясь, хрясь, глядишь, и доброго молодца свяжут да в часть попросят.

— Да, это верно, дядя Федор! — согласился Иван. — Завтра так и поступим. К этому времени я постараюсь даже трезвым быть.

Не то происходило в квартире господина Ковалева. Все трое, Ковалев, Кубарев и Ланцов, явились в радужном настроении духа. На этот раз им удалось совершить довольно сложную мошенническую проделку, и потому они возвращались домой обремененные деньгами, фруктами, закусками и винами разных сортов. Они начали звониться в свою квартиру, но отклика не было и двери не отворялись.

— Фу, черт возьми, что это такое и куда девалась Олимпиада! — возмущался Ковалев.

Все опять начали звонить, каждый по очереди, но результат вышел тот же самый. В это время отворилась дверь в соседней квартире, и оттуда вышла кухарка с ключом в руке.

— Барыня, когда уходили, оставили ключ у нас и велели сказать, чтобы ее не ждали и что они больше сюда не придут, потому, значит, что они уехамши в город Киев.

Все три мошенника остолбенели и молча смотрели друг на друга, каждый разинул рот.

— Вот это так сюрприз! — воскликнул Ланцов.

— Должно быть, не один! — сказал Ковалев, отворяя двери. — Тут нужно ждать теперь не одного, а нескольких. Наверно, она не с пустыми руками отправилась помолиться киевским чудотворцам.

— Ах, она анафема! — злился Илья Ильич. — Перед тем как проделать такую штуку, она и виду не показала.

— И даже была очень любезна, — сказал Ланцов.

— В особенности с тобой, пряничное рыло… — проворчал Кубарев, особенно ненавидевший Ланцова.

— Знаю, слыхали! — ответил Ланцов. — Достаточно мне владеть одной хоть прелестной дворничихой, мне и этого довольно.

Все с зажженными спичками в руках вошли в кабинет. Ковалев зажег лампу, и тут только всем в глаза бросилось лежавшее на видном месте письмо.

— Ага, поглядим, чем она мотивирует свой внезапный отъезд, — сказал Ковалев, взяв письмо.

— Читай нам всем вслух! — закричали остальные двое.

— А вот слушайте!

Ковалев развернул мелко исписанный лист бумаги и начал читать.

Подлецы, негодяи, мошенники!..

— Ого! Начало недурно! — воскликнул Ланцов.

— Ах она, гадина! — возмутился Кубарев.

— А ты еще хвалился добродетелями своей Олимпиады.

— Убирайся к черту!

— Да полно вам пикироваться, тут дело серьезное, — взмолился Ковалев.

— Ну-ну, читай, мы слушаем!

…Понятно, что эти титулы для кого оскорбительны, только не для вас, так как воровство и мошенничество — ваша единственная специальность, которою вы занимаетесь, а подобное занятие свойственно только одним подлецам, и потому я не думаю, что я вас оскорбила чем-нибудь…

— Недурно! — сказал Ланцов.

…Особенно милы эти занятия первейшему негодяю, премьер-негодяю, беглому каторжнику и бездушному (его душа давно принадлежит черту) получеловеку и кандидату на виселицу Ланцову…

— Вот титул! — воскликнул Кубарев.