Трущобы Севен-Дайлз

Его вопрос лишил ее дара речи. Она никак не ожидала услышать от него такое, и у нее не нашлось на него ответа. Или нет, неправда. Ответ у нее был, просто она была не готова признаться в этом ни ему, ни себе. Ей требовалось время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Сглотнув комок в горле, она открыла было рот, чтобы все отрицать, однако на нее как будто разлилась какаято волна, и она поняла, что не сможет этого сделать. Это была бы ложь. Телман же мог ей поверить, и тогда он больше никогда не задаст ей этот вопрос. Более того, вдруг он уйдет?

– Ну… в общем… – заикаясь, пролепетала она. – Наверно, да… хотелось бы.

Она сказала это! Сказала вслух!

Телман глубоко вздохнул. Грейси не заметила в нем сомнения, лишь страх, что она может его отвергнуть.

– В таком случае для вас самой лучше, если вы будете принадлежать мне, – ответил он. – Потому что никто не желает этого так сильно, как я!

Грейси вытаращила глаза. Вот он, самый главный момент. Вопрос стоял так: сейчас или никогда. Внезапно ее бросило в жар, как будто она соскользнула в сладкую, горячую волну и теперь покачивалась на ней. Она даже не сразу поняла, что молчит, так ничего и не сказав в ответ.

– Да, вы упрямы и своенравны, и вас посещают самые странные идеи по поводу того, где кому место, – продолжил он, нарушая молчание, – но, да поможет мне господь, я не знаю, есть ли на свете кто-то другой, кого бы я хотел так сильно… И если вы примете меня… – Он умолк. – Вы ждете, когда я скажу, что люблю вас? Возможно, у вас и отшибло мозги, но не настолько, чтобы этого не понимать.

– Я знаю, знаю, – пролепетала она. – И… и… – Она должна дать ему честный ответ, каких бы усилий над собой ей это ни стоило. – И я тоже люблю вас, Сэмюэль. Просто вы позволяете себе слишком многое! Это не дает вам права указывать мне, что я могу делать, а чего нет!

Его лицо осветилось огромной улыбкой.

– Вы поступите так, как я вам скажу. Но я хочу в своем доме мира и тишины, поэтому не стану говорить того, что вам не по нраву.

– Отлично! – Она перевела дыхание. – В таком случае все будет хорошо… когда придет время. – Она жадно втянула в себя воздух. – Не желаете ли чашку чая? Глядя на вас, видно, что вы озябли.

– Да, – ответил он, отодвигая от стола стул и наконец садясь. – С великим удовольствием. – Телман временно решил не продолжать больную для него тему. Грейси ответила согласием, и этого было достаточно.

Вздохнув с облегчением, Грейси прошла мимо него к плите. Собственно, дальше ей отступать было некуда.

– Вы именно за этим и пришли? – спросила она.

– Нет. Но я думал об этом… какое-то время. Я пришел сказать мистеру Питту, что у полиции появился новый свидетель по делу об убийстве в Иден-Лодж и что, похоже, все обстоит гораздо серьезнее.

Грейси поставила на плиту чайник и обернулась к Телману.

– И что это за свидетель?

– Он утверждает, что эта египтянка посылала мистеру Ловату записку, в которой приглашала его прийти к ней, – хмуро ответил Телман. – Его наверняка призовут дать показания в суде… В этом не приходится сомневаться.

– И что можем сделать мы? – с волнением в голосе спросила Грейси.

– Ничего, – ответил он. – Однако знать об этом не помешает.

Она не стала спорить, однако не на шутку встревожилась за Питта. И даже теплое ощущение внутри ее, эта легкая щекотка победы, которую она испытала в момент принятия решения, и все те огромные перемены, которые в один прекрасный день оно принесет с собой, были бессильны развеять ее тревогу. Как ни печально, но в данном случае они бессильны чем-либо помочь делу.

***

Вскоре после этого вернулись Питт и Шарлотта. Выслушав все, что поведал ему Телман, он поблагодарил полицейского, вновь надел пальто и тотчас же вышел из дома, чтобы уже сегодня поставить в известность Наррэуэя. Он не мог и не стал ждать до утра. Ведь сегодня был вечер пятницы.

До возобновления слушания дела в их распоряжении оставалось два дня – слишком короткий срок для того, чтобы надеяться успеть что-то сделать. Питт не привык к таким полным провалам. Это было холодное, неприятное ощущение, и оно, по-видимому, не покинет его еще слишком долго. Разумеется, у него и в прошлом бывали нераскрытые случаи или же такие, когда ответ был ему известен, но он не мог его доказать, – однако не столь огромных масштабов.

Оставив Питта стоять посреди комнаты, лакей закрыл дверь. Наррэуэй поднял глаза и тотчас прочел по лицу Питта все, что тот хотел ему сказать.

– Итак? – спросил он, подаваясь вперед, как будто хотел встать.

– У полиции есть новый свидетель, который утверждает, будто Аеша посылала Ловату записку, в которой просила его прийти к ней, – честно ответил он, не видя никакого резона пытаться смягчить этот удар. Он понял, что это значит, еще до того, как Наррэуэй заговорил.