Трущобы Севен-Дайлз

Весьма странная история, подумал Питт, в которую трудно поверить. И все же, посмотрев на Райерсона, он решил, что либо тот в нее верит, либо такого превосходного актера он еще не встречал. Райерсон был спокоен, без намека на притворство. Более того, в нем чувствовалась искренность, и если она была наигранной, то, значит, по-своему гениальной. Это сбивало с толку. Мешало найти верный подход, чему Питт был отнюдь не рад.

– То есть вы видели убитого, – произнес он. – И вы знали со слов мисс Захари, кто это такой. Она могла объяснить, что он делал там, прежде чем его застрелили?

– Нет, – моментально ответил Райерсон. – Она предположила, что он пришел к ней, но это было очевидно. Иначе с какой стати ему быть в ее саду в столь позднее время суток? Я спросил у нее, знает ли она, что случилось, и она сказала, что нет, не знает, – уверенно произнес Райерсон, как будто не испытывал по этому поводу ни малейших сомнений.

– Но ведь она не приглашала его к себе и не давала ему поводов думать, что ему будут рады в ее доме, – не унимался Питт, не зная, какого тона ему придерживаться. Его раздражала необходимость проявлять учтивость. Ситуация была абсурдной. Тем не менее он был склонен верить Райерсону, более того, испытывал к нему нечто вроде сочувствия.

Райерсон поджал губы.

– Вряд ли она стала приглашать его в то же самое время, когда ждала меня. Она в высшей степени разумная женщина.

Питту было не до комплиментов.

– Известно, что женщины порой склонны вызвать в любовнике ревность, мистер Райерсон, – ответил он. Его собеседник поморщился. – Это древняя стратегия, и она работает. Разумеется, любая женщина будет это отрицать.

– Возможно, – сухо ответил Райерсон, однако Питт не услышал в его голосе гнева, скорее бесконечное терпение. – Если бы вы ее знали, вы бы никогда не сказали таких слов. Это полный абсурд, не только по причине ее характера, но даже поступи она так, зачем, во имя всего святого, ей бы понадобилось стрелять в этого Ловата?

Питт был вынужден согласиться, что да, это не имело бы смысла, даже если списать происшедшее на характер, страсть или некую случайность. Если Аеша заранее спланировала все так, что ее невозможно ни в чем заподозрить, с ее стороны было бы верхом глупости раскрыть свой коварный умысел потом, подумал Питт.

– А не мог Ловат ей угрожать? – спросил он вслух.

– Она не впускала его в дом, мистер Питт, – ответил Райерсон. – Не знаю, можно ли это как-то доказать, но он не переступал порог ее дома.

– Но она была на улице, – заметил Питт. – В саду она почти не имела возможности защитить себя.

– Вы хотите сказать, что она взяла с собой пистолет? – Губы Райерсона скривились в едва заметной улыбке. – На первый взгляд – отличная защита. И если она застрелила его, то только потому, что он ей угрожал или даже напал на нее. Но тогда это самозащита, а не убийство, – сказал он, а в следующий миг его взгляд потух. – Но все было отнюдь не так. Она вышла из дома, потому что услышала выстрел, и нашла его уже мертвым.

– Откуда вам это известно? – спросил Питт.

Райерсон вздохнул; лицо его сделалось печальным. Не то чтобы он нахмурил брови, а просто как будто в нем что-то умерло.

– Я этого не знаю, – тихо произнес он. – Это то, что она мне сказала, и я знаю ее гораздо лучше, чем вы, мистер Питт. – Слова его были исполнены такой печали и такого страдания, что Питту даже сделалось неловко. Он как будто грубо вторгся в чужую жизнь. Но был ли у него выбор?

– Ей присуща некая врожденная честность, подобная чистому свету, – продолжал Райерсон. – Она никогда не опустилась бы до обмана, даже ради себя самой, ибо это противоречит ее натуре, равно как и ради кого-то другого.

Питт в упор посмотрел на него. Райерсон был явно встревожен. В его глазах читался страх, который он всячески пытался замаскировать, и это не был страх за самого себя. Питт еще не видел эту египтянку. Он представлял себе красивую, даже роскошную женщину – женщину, способную утолить пресыщенный аппетит, способную льстить, дразнить и даже подчиняться – но только преследуя некие собственные цели.

Такая женщина – идеальная любовница для состоятельного, влиятельного мужчины. Такие обычно женятся исключительно ради удовлетворения своих политических и династических амбиций, а физические потребности удовлетворяют на стороне. Такому мужчине не нужны любовь и честь. О них он даже не думает. Зато готов щедро платить за удовольствия.

Но что, если он ошибается, внезапно подумалось Питту. Возможно ли, что Райерсон любил эту египтянку, а не просто жаждал ее ласк? Это была совершенно новая мысль, и она коренным образом изменила его взгляд на происшедшее. Райерсон вырос в его глазах и одновременно сделался гораздо опаснее. Питту было поручено – Наррэуэем, а следовательно, самим премьер-министром – уберечь Райерсона от возможного судебного преследования. Если Райерсоном двигала любовь, а не корыстный интерес, то его дальнейшие поступки гораздо менее предсказуемы, не говоря уже о том, чтобы их контролировать.

Воображению Питта тотчас предстал океан опасностей.