Трусики от couture (СИ)

  Одиннадцать лет в приюте промелькнули, как одна ночь на операционном столе.

  Сначала мне говорили, что меня очень скоро заберут в правительство в бункер, работать на военную машину, и посылали в разные департаменты - вдруг, я там изобрету что-то необыкновенное для войны, например, сыворотку продления жизни для раненых солдат. - Глаза у нее веселые, и хотя он пытался перебить ее рассказ своими замечаниями, сердце у нее растаяло.

  Сколько волнительных моментов она пережила, когда совсем еще маленькая выступала перед пожилыми ветеранами правительства, осталась одна перед огромным миром лжи и насилия, а потом, когда ее возвращали в приют, жила со сверстниками, совершенно чужими.

  Яркая судьба выпала ребенку, которого отдали в науку. - У меня не оказалось ни одного математического таланта, потому что я девочка.

  В одних департаментах я жила по несколько месяцев, пока не находился специалист, который замечал мою ненависть к математике.

  В других бункерах я жила неделями, в иных - месяцами на воде и хлебе, потому что голод, якобы, стимулирует работу головного мозга.

  А кто-то, вообще, не хотел со мной расставаться, и меня возвращали в приют под конвоем, силой отбирали у дряхлых генералов.

  С тех времен мало что изменилось в департаментах, все хотят взять на работу гениального ребенка и не платить ему ни цента.

  Всем нужна бесплатная рыжеволосая кукла с острыми локтями, которыми пробивает себе дорогу в жизни, к тому же еще с веселыми веснушками.

  - По-моему это чудовищно, - он содрогнулся, и она задрожала вместе с ним.

  - Умной меня считали многие, но очаровательной - только избранные.

  Я почти все время смеялась, и это мешало работе.

  И почти все время наводила страх на политиков, они боялись, что я свергну их с насиженных мест.

  Я быстро забыла цвет волос родителей, обожала чужих людей, которые меня посылали.

  Может быть, все они были очень хорошие, ничуть не хуже полярников или дровосеков.

  Я по ночам писала стихи, в темных углах ставила свечки, чтобы не бояться, что из темноты высунется волосатая рука, однажды спрятала под кроватью бобра, который не хотел вылезать обратно.

  Меня отсылали обратно в различные департаменты и говорили, что я слишком общительная до неприличия.

  Содержатели приюта меня хвалили и говорили, что я должна меньше нравиться посторонним.

  Они пытались меня пристроить в департамент рыбной промышленности, старались три года, пока мне не исполнилось восемь лет.

  Но я уже стала слишком взрослая и при этом очень красивая.

  В одной политической партии, куда я попала, как математик, решили, что я чересчур красивая для математика и заставили носить длинный белый парик из синтетического волокна.

  От парика воняло ацетоном, и я постоянно чихала, отчего мой нос распух и стал красный, как томат, корнями уходящий в мозг.

  А когда я вернулась в приют, то меня намазали лосьоном для роста волос.

  Маленькая девочка превратилась в обезьяну и радовала всех густой шерстью.

  У людей не было причин отказывать мне в моих просьбах, и никто не хотел меня вернуть в приют.

  Волосы на теле постепенно выпали, и я приобрела прежний блеск и лоск.

  Иногда меня невежливо осматривали с ног до головы и лгали, что им не по средствам содержать капризную красавицу, или они улетают на Луну, или глава семьи потерял совесть, поэтому его не подпускают к детям.

  Но чаще всего говорили много, непонятно и за это время продавали вещи, которые я получала в приюте по линии благотворительности.

  Я никогда не угадывала, что меня вечером выгонят из очередного департамента.

  По выражению ли, по щелканью зубов, по тихим вздохам за моей спиной я читала, кто и сколько украл у Государства, и понимала, что меня снова обожают.

  Ничего я не придумывала, а все делали за меня.

  Когда я видела всеобщее восхищение мной, у меня теплело в животе.

  Иногда мне подкидывали подарки, и я всегда готова была их получать.

  Кто-то при этом шептал мне слова на ухо, и я становилась похожа на страуса с вытянутой шеей или на куклу, которая не приживается в мире других игрушек - все это в качестве приза за то, что я по своей красоте, уму и обаянию прошла все отборочные туры.

  По крайней мере, мне так хотелось думать...

  Я так и не привыкла, что меня любили, а я оставалась одинокая, как сейчас в госпитале на необитаемом острове.

  Хотя разве можно привыкнуть к тому, что остров необитаемый, если здесь живут пациенты и врачи.

  Сейчас, через годы, когда я поворачиваю голову и вижу прошлое, я понимаю, что каждый раз, когда мне дарили подарки, у дарителей сердца разрывались от горя.

  И они начинали бояться меня с самого начала, как только увидели, потому что красивых все боятся.

  Знали, что меня из приюта пришлют в следующий раз, и так оно и случалось - на радость или на беду.

  Может ли ожидать от простых чиновников иной реакции на красоту девочки?

  Когда мне исполнилось восемь лет, меня отдали на патронажное воспитание, как обычно поступают с одарёнными детьми, которых все хотят усыновить, но боятся.

  Чаще всего это происходило потому, что красивой девочке нет места среди чиновников, которые не знают математики.