Нет, Бозена вернулась от тети Каволины совсем иной - разговорчивой и бодрой. Смеясь, поведала мне о последних светских новостях, что насобирала по пути, ну а потом… потом мы пришли сюда, в палату ее матери на женской половине замка… Разберемся позже.
- Дорота, а традиция избегать уборки, пока хозяин дома цели не достиг, есть в Крайлабе?
- Оть?.. Ой, простите, владетельная госпожа!
Да что ж с ними с обеими теперь?
- Прощаю, - скрестив руки на груди и опершись бедром о стол, повелительно пропела я.
- Традиция метлою не махать? Пока родня в пути?
- Да.
Дорота от окна, наконец-то развернулась:
- Такого нет. А то бы было? А вы представьте: от Хлавна до Храма равновесия три шестидёвы по укатанному тракту. И что? Уехала туда жена молиться, а вернулась – муж дом утопил в грязи? И у нас везде такие расстояния, что доскакать от сернских до ижинских ворот[3], дней сорок все ж уйдет. И что это?
А то, что я в последние дней десять наблюдаю: весь замок утонул в грязи. И если это – не «дорожная традиция», то как назвать иначе? Каноны местной чистоты? Я надеюсь, на разворот генеральной уборки полномочий моих хватит? А, кстати!
- Дорота, а где тот Указ Государя, что господин Матус мне оставлял с утра?
- Со мной! А он зачем вам? – и глазами мудрыми своими, глядя на меня, хлоп-хлоп.
Я даже опешила:
- Прочитать, чтоб знать, что можно мне, а что нельзя.
- Вам можно всё!
- Кх-хм. Что-то с горлом.
- Это – нервное у нее, - пояснила ключнице Бозена. – Чай не надо.
- Угу, - кивнула я. – Позвольте мне его, все же, прочитать самой?
Примерно через два часа, малая часть которых ушла на чтение государева Указа и осознанье перспектив: «Мне можно всё!», я восседала за столом, заваленным кургузыми тетрадками, чертежами и одинокими, исписанными чистым женским почерком листами. Это богатство мы с Доротой нашли в шкафу. Сначала она ключ от замка нашла (мир изменился, а ключи так и лежат «припрятанными» сверху), а уж потом почему-то выгребла мне это всё. И я разбиралась… Долго уже. Многое читала. И даже не заметила, как с другой стороны стола ко мне подсела тихая Бозена, и как что-то звонко брякнуло в прижатой к девичьей груди руке.
- А это как понимать?
Мы вместе с тенью над моею головой склонились над столом. Тень нервно дернулась:
- Писала Государыня…Плуг на ко-лё-сах.
- Вот это я, Дорота, поняла. Мне непонятно – откуда знания подобные у девушки.
- Ах, знания! – покачала тень надо мною головой. – Так я ж говорила: Государыня из ремесленной семьи. Да и страна ее, Улис, - Дорота, вдруг, замялась, поджав свои худые губы. – высокомерная! Но, умная. Оттуда к нам столько всяких диковинных вещей всегда везут.
- А Государыня Дарьен принесла оттуда в своей голове большой запас бесценных знаний.
И кому они сгодились? И кто еще «высокомерным» в этом деле был? А мне б блокнот, чтоб все записывать, чтоб не забыть!.. Записывать. И тут я вспомнила, что в написании как раз и кроются мои проблемы. Говорить на крайлабском языке смогла, читаю без проблем. Но вот пальцы как-то по-другому двигаются. Опыт нужен.
- И где учителя найти?
- Зачем?
- Писать научиться надо, а пока хорошо б, он сам ходил за мною и писал.
И вот тут с Доротой внезапное изменение произошло – она подпрыгнула, потом в сторону окна рукой взмахнула, открыла широко свой рот и:
- Есть такой человек! Наш с Бонифаком внук! Игнас! Этот изверг Хонза его в охрану нагоняями готовит. И тренирует вон! – и новый взмах в сторону окна рукой. – Как воина настоящего! Так я за ним бегу, владетельная госпожа?
И как тут отказать? Мы с государевой сестрой, ради такого зрелища, вернувшейся в реальность, обе слаженно кивнули. И Дорота унеслась. Какая прыть!
- Их сын, отец Игнаса, в той войне погиб, в которой Боха выиграл. Это за день до его принятия армии было.
- Всё понятно.
- Ну да, - уныло хмыкнула Бозена. - А мать Игнаса в мор[4] вместе с моими родителями умерла. Игнас – хороший и очень умный парень, но с детства мыслитель, а не воин. И Хонза бы его не трогал, но, многие из замковой охраны за Бохаславом на войну ушли.
- Я понимаю, - тихо выдохнула я. – Бозена?
- Слушаю тебя.
- Мама твоя была выдающейся женщиной для этой страны и вообще отношения к Дарам.
- Да? – вскинула она глаза. – А что она придумала или запомнила?
- О! Мне надо еще долго разбираться. Но, тебе говорит о чем-то слово «блендер», например?
- Нет, - качнула головой Бозена.
- «Тёрка»? «Мясорубка»? «Самопрялка»?
- Нет, Дарья.
- Будем разбираться. И разберемся. А еще я, знаешь, что нашла? – спросила и осторожно вытянула из-под стопки из тетрадей маленький листок. И подала его Бозене.
- Я, это, - одними губами прошептала та.
- Она тебя нарисовала. Совсем малышкой. В чепчике.
- И я в палате этой, её разлюбимой, тоже ползала. Смотри!
И снова это звонкое бряканье в ее руке.
- Погремушка.
- С лошадкой серебряной. И там на диване еще деревянная лежит. А я ведь с детства лошадей люблю, представляешь? И нянька моя прежняя после смерти мамы все удивлялась: ни кукол мне не надо, ни заек всяких с бантиками, а только лишь они. Лошадки… Ну, теперь то я причину знаю.