Прошлый вечер выдался для Октавио не слишком беспокойным. У него оказались заняты всего восемь номеров, и только из трех постояльцы уже успели выехать. Люди, останавливавшиеся здесь на всю ночь, как правило, не торопились покинуть мотель утром. Они пили, принимали наркотики и занимались сексом до глубокой ночи, а потом отсыпались до десяти, одиннадцати часов или даже до полудня, когда им уже официально нужно было освободить номера. Октавио часто приходилось будить проспавших стуком в дверь, зная, что большинство из них — и особенно уже хорошо знакомые ему личности — едва ли пожелают платить за вторые сутки.
— Где мне сегодня начинать? — спросила Эллисон.
— Третий, девятый и одиннадцатый готовы к уборке, — ответил Октавио. — Надеюсь, тебе спалось хорошо?
— Да, вроде бы.
— Вот и прекрасно. День сегодня будет чудесный. Я слышал прогноз: дождя не обещали.
Эллисон промолчала. Ей было глубоко наплевать, шел дождь или нет, а вот Октавио полагал, что в жизни этой девушки каждый день выдавался ненастным, даже если на небе не виднелось ни облачка.
— Ладно, тогда я приступаю, — сказала она.
— А завтрак? Съешь что-нибудь.
— У меня нет аппетита.
Как же она несчастна! Октавио захотелось немедленно всем с ней поделиться, чтобы доставить ей хотя бы немного радости. Но только часом позже он набрался наконец смелости. Застал ее за уборкой ванной в девятом номере. Когда Октавио вошел, она стояла на коленях и отдраивала унитаз.
— Адель!
— Что такое? — Эллисон посмотрела на него сквозь проем двери ванной, сдувая вверх непослушную прядь, которая постоянно падала ей на глаза.
— Я хочу отвлечь тебя ненадолго и поговорить.
— Так говорите, — отозвалась она и пустила струю чистящего средства в пол.
— Нет. Мне нужно, чтобы ты на минутку остановилась.
Эллисон поставила моющее средство, положила губку и поднялась. Затем вошла в комнату и встала рядом с телевизором.
— Я уволена? — неожиданно спросила она. Причем в ее словах не прозвучало никаких эмоций — лишь усталость и безразличие.
— Нет. С чего ты взяла? Ты хорошая работница. Я бы никогда не уволил тебя. Хотя… — Его голос предательски осекся. — Возможно, ты сама не захочешь остаться.
— Что случилось?
— Прежде всего хочу, чтобы ты поняла: все, что я сделал, было от чистого сердца, от желания помочь тебе.
— О чем вы?
— Меня постоянно тревожило, что ты… такая грустная.
— Октавио! И что же вы сделали?
Он уперся взглядом в потертый, местами покрытый уже несмываемыми пятнами ковер.
— Когда ты спала прошлой ночью, я был в твоей комнате.
— И что дальше?
— Это совсем не то, что ты подумала! — Октавио даже поднял руки, словно защищаясь от несправедливого упрека. — Я вел себя как джентльмен. Но я… Я заглянул в твою сумочку и…
— Вы рылись в моей сумке?
— Просто выслушай меня, хорошо? Позволь мне все рассказать. Я нашел письмо. От твоей мамы.
— О мой Бог! — простонала Эллисон.
— И теперь я знаю, что ты не Адель Фармер, но для меня это не имеет значения. Я не вправе осуждать тебя за…
— Как вы могли это сделать? Кто дал вам право копаться в моих вещах? — У нее раскраснелись щеки, участилось дыхание.
— Не горячись! — воскликнул Октавио, поняв, что совершил ошибку, но чувствуя себя обязанным рассказать ей все до конца.
— Я позвонил ей.
Эллисон вздрогнула и уставилась на него.
— Что?
— Прошлой ночью я позвонил твоей матери. Сообщил, что ты тут и у тебя все хорошо. Эллисон, Эллисон! Не надо так… Она была просто на седьмом небе от счастья! Безумно обрадовалась, узнав, что с тобой все в порядке, ты жива и здорова.
— Нет. Этого не может быть, — прошептала Эллисон.
— И она летит сюда, — продолжил Октавио. — Скоро будет здесь, чтобы повидать тебя. Она так тебя любит! Сделает все, чтобы помочь тебе! Какие бы неприятности…
Эллисон оттолкнула его и едва не сбила с ног, бросившись вон из комнаты.
— Мне так жаль! Прости меня! — крикнул Октавио ей вслед.
Она не знала, сколько времени у нее оставалось. Может, они уже перестали прослушивать телефон матери? Но надежды на это не было. Ей следовало исходить из того, что прослушка продолжалась. Октавио позвонил матери домой поздно вечером, когда она уже легла спать…
Все равно кто-то уже мог успеть добраться до Флориды.
— Нет-нет-нет-нет-нет, — задыхаясь, твердила Эллисон, вбегая в подсобку.
Она сгребет в охапку одежду, запихнет в рюкзак и бросится бежать отсюда во всю прыть. Куда? Но сейчас это не имело значения. Эллисон понимала одно: ей нужно срочно исчезнуть отсюда. Прямо сейчас и как можно скорее.
В подсобке она встала на колени, чтобы достать из-под матраца сумочку, а из-под раскладушки — рюкзак. Но внезапно ее бок пронзила резкая и острая боль.
Когда ближе к вечеру к мотелю подъехало такси Дорис Фитч, его территория уже была обнесена желтой заградительной лентой полиции.
47
Джули встретила меня перед домом. Подъезжая к террасе, я увидел, что она стоит рядом со своей машиной.
— Расскажи мне все еще раз, — попросил я, выходя из автомобиля.