Царь Александр Грозный

Второй наследник Османской Империи был неприятно удивлён, когда Мустафа сообщил ему, что прибывший в Поти русский царь, едва вступив на землю, распорядился собраться у него во дворце. Баязид уже привык, что именно он является главнокомандующим сборной армии, уже теперь насчитывающей около шестидесяти тысяч воинов. Войска прибывали практически ежедневно, и сосчитать точное число войск не представлялось возможным.

И вот прибыл тот, перед кем даже его мужественный и бесстрашный брат Мустафа, имевший лицо и осанку орла, вел себя как ручной ягнёнок. И это, на минуточку, при значительной разнице в возрасте. По словам брата Баязид знал, что русскому царю было около тридцати лет, а выглядел он, от силы, лет на двадцать.

Баязида тешила гордыня, что он управляет войском неверных и, что по мановению его руки, упрямые иноверцы вскоре, бросятся на крепость Трапезунд. Бросятся и, наверняка, все умрут, потому, что эту крепость разрушить и захватить нельзя. Это Баязид знал наверняка, потому что был в этой крепости и видел её изнутри.

Откровенно говоря, Баязид не верил в то, что Мустафе удастся захватить власть в Османской Империи. Это не удалось ему, Баязиду, с первым Лже-Мустафой, а тогда поднялось огромное количество янычар. Все войска, наступающие на Венгрию, развернулись и направились на Истамбул.

Баязид согласился поддержать Мустафу только лишь потому, что оказался вовлечённым в заговор против персидского шаха Тахмаспа. Все персидские инициаторы заговора были схвачены и брошены в темницы. Баязид, его сыновья и сторонники, прибывшие с шехзаде в Персию, были ограничены в перемещении и практически заточены в здании дворца второго визиря.

Только прибытие в столицу Персии Казвин Мустафы с послом от русского царя Александра, спасло Баязида от выдачи его представителям султана Сулеймана, которые уже давно вели переговоры с шахом о выдаче Баязида отцу.

Именно поэтому «узнавание» Баязидом брата «произошло» очень быстро, хотя Баязид до сих пор блуждал в сомнениях: Мустафа — это, или самозванец. Всё говорило о том, что это Мустафа. Человек ходил и двигался, как брат, говорил, как брат, знал дворцовые байки султанта, но рассказ шехзаде о перемещении из шатра султана во дворец русского принца по воздуху противоречил логике и здравому смыслу. Однако Баязид отбросил мысли о самозванце и сделал вид, что поверил «брату» искренне. В этом он убедил и своих сторонников. Некоторые из них тоже знали Мустафу и согласились с Баязидом, что «самозванец» на шехзаде Мустафу похож очень сильно.

Но Баязид никак не думал, что ему придётся кому-то подчиняться, кроме своего брата — будущего султана, Аллах вершин[58]. А тем более, какому-то Русскому Царю, захватившему города в устьях двух важнейших рек: Астрахань и Танаис.

Русские князья стали называться царями, а это плохой знак, говорящий о том, что они стремятся к владению землями тюркских каганатов, входивших в империю чингизидов, правители которой тоже называли себя царями. А Осман завещал эти народы и земли своим наследникам, то есть, ему, Баязиду…

Он, Баязид, в отличие от Мустафы, поддерживал заявленную Османом идеологию «гази»[59] для оправдания набегов и войн. И это он, в отличие от первого наследника престола империи, готов поднять меч Османа — символ борьбы за веру.

Об этом думал Баязид, когда сидел в ожидании русского царя в душной комнате, овеваемой влажными болотными сквозняками. Все четыре ряда остеклённых окон, открытые нараспашку давали только иллюзию прохлады.

Баязид и другие князья сидели на широких деревянных лавках, установленных вдоль стен по трём сторонам помещения. У четвёртой стены на невысоком постаменте в одну ступень стоял деревянный резной трон. С обеих сторон от трона тоже имелись скамьи, тянущиеся вдоль четвёртой стены, а сразу за троном имелась небольшая, скрытая балдахином дверь.

Однако Александр вошёл через центральные двери с парадного крыльца.

Двойные двери распахнулись наружу, и в них сначала появилась стража, состоящая из восьми воительниц: двое остались стоять возле дверей, двое разошлись по дальним углам, четверо сопроводили Александра к трону и встали с ним рядом.

Среди четырёх ближних стражников стояла и Марта, державшая в руках большого размера книгу в кожаном переплёте. В книге, заметил Баязид, не было страниц. Из неё торчали разных размеров грамоты.

— Божиею милостию, Великий Государь, — громко начала перечисление Санькиного титула Марта, — Царь и Великий Князь Александр Васильевич, всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Государь Псковский, Великий Князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский. Болгарский и иных, Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и иных, и всея Сибирския земли и Северныя страны Повелитель, и Государь земли Вифлянской и иных.

Уже после слов «царь Астраханский» присутствующие начали подниматься со скамей.