Царь Александр Грозный

— Александр сказал, что если у меня получится собрать янычар и подойти к стенам Истамбула, тогда он перенесёт меня и моих воинов прямо во дворец. Или туда, где будет находиться Сулейман. Чтобы избежать большого кровопролития. И ещё он попросил не убивать отца, а заточить его в крепости.

— Вот ещё! — возмутился Баязид. — Он бы не задумываясь отрубил бы нам головы! Оставлять его в живых не целесообразно. Его могут освободить! У Сулеймана тоже много сторонников. Или, кажем так… У тебя не слишком много сторонников среди вельмож и знатных османов.

— Не думаю, что у них получится его освободить, — засмеялся Мустафа. — Александр сказал, что в крепость можно посадить похожего на Сулеймана старика, а отца Александр заберёт к себе в Москву.

— Зачем? — удивился Баязид.

— Ему нужны хорошие архитекторы, а наш отец, ты же знаешь, великий мастак рисовать и строить. Может в этом он проявит себя лучше, чем в управлении страной.

— А чем тебе не нравится, как он правит?! — вдруг вырвалось у Баязида.

Мустафа сделал вид, что не заметил эмоциональной окраски реплики, но себе «на ус намотал».

— Он погряз в войнах на все четыре стороны. Нельзя выиграть войну со всем миром. С кем-то надо вступать в коалиции, а у империи нет друзей. Не было друзей. Сейчас есть.

Братья говорили тихо, почти шёпотом. Но оказалось, что все вокруг уже давно перестали бурно проявлять свою радость, а прислушивались к их разговору. И последние слова Мустафа сказал почти слышно, но прозвучали они на весь зал.

«Услышав» настороженную тишину, Мустафа обвёл зал взглядом и увидел на лицах мужественных воинов улыбки. Встретившись глазами с улыбающимся Александром, Мустафа тоже улыбнулся. Александр резко хлопнул в ладоши, привлекая внимание и воскликнул:

— Вот и отлично! Приглашаю всех на небольшое застолье. Столы накрыты во внутреннем дворе. Прошу на выход, господа!

* * *

Александру Поти не понравился. Это был маленький городок даже по меркам средних веков. Его одно и двухэтажный домики цеплялись за берега реки и солёного озера, в которое стекались нечистоты. Малярийных комаров кикиморки разогнали, болота осушили, а тленный болотный дух остался. Да и не все болота были осушены. Слишком их тут было много. Почитай вся долина и была единым болотом. Резко осушить все заболоченные места у Саньки не поднялась, как говорится, рука.

Поэтому, проведя ещё пару совещаний, на которых уже больше говорил Мустафа, представивший к обсуждению соратникам стратегию и тактику будущей войны с Истамбулом, Александр с десятью своими кораблями покинул гавани древнего города. Он считал, что свою миссию на юге он выполнил и его присутствие здесь не только не будет полезным, но и может навредить.

Санька видел зарождающийся конфликт братьев и понимал, что когда-то ему придётся встать между ними, чтобы развести по разные стороны. Когда-то, но не сейчас. Сейчас Баязид, тоже пользующийся уважением определённой части Исламского общества, был нужен Мустафе. Да и в дальнейшем, Санька предполагал, что отношения могут улучшиться, но он ошибался.

Он ошибался потому, что не был всевидящим, и не обладал хотя бы средними управленческими навыками. Все его успехи основывались на его власти над нежитью, а не над людьми. Управлять людьми ему было трудно и с каждым днём, месяцем и годом трудности не исчезали, а возрастали. Санька был добрым и с добротой относился ко всем людям, встречавшимся на его пути. А доброта, почти всегда, воспринимается как слабость.

Баязида, как и его отца — султана Сулеймана, сжигала всё пожирающая страсть всевластия. Если бы этой же страстью был охвачен Мустафа, Баязид мог бы подчиниться его воле и стать будущему султану до какого-то времени, хорошим помощником. Он, конечно же, сразу бы стал готовить заговор против своего брата, с целью захватить власть, но, хотя бы поначалу, поддавался его воле.

Но Мустафа, впечатлённый способностями Александра, не горел страстью властвовать над людьми. Он активно участвовал в подготовке Санькиной армии, инспектировал конные заводы и строительство монастырями каменных стен и крепостей. А больше всего он стремился находиться рядом с Александром. Свет князя притягивал Мустафу, как мотылька на огонь свечи. Единственно, что не обжигал.

И таких людей, готовых слушаться Саньку и выполнять его просьбы, тоже было достаточно много, но почему-то не среди князей, бояр или дьяков, а среди людей простого сословия, мастеровитых и творческих: художников, архитекторов, учёных.

Иногда Санька, боясь этой кощунственной мысли, думал о том, что и Христа называли «Богом бедняков». Он ни в коем случае не сравнивал себя с мессией, но по факту своей доброй силы, был слаб в физическом плане. Те же самые постулаты: не убий, не укради, не гневись и возлюби, одновременно наполняли его и силой и слабостью.

Но Санька уже перестал думать об этом. Он просто плыл по течению, исполняя предначертанное кем-то. Как и Христос, кстати…