Конечно, Петра Алексеевича нельзя назвать примитивным «атеистом на Троне», как его иногда именуют. Он был слишком умным и, так сказать, масштабным; для этого он был «слишком русским». Во всяком случае, он прекрасно понимал то первейшее значение, которое имело Православие в жизни его подданных. Он не отвергал Бога. Мало того, силой своего беспощадного закона он оберегал Имя Божие, Имя Пресвятой Богородицы от возможных оскорблений и поношений. За подобные деяния, по петровскому указу, полагалась смертная казнь: «отсечение главы». В его «Воинских артикулах», увидевших свет в 1716 году, об этом говорится со всей определенностью.
Одновременно с этим, Петру I, любившему различные «регламенты», потребовалось, «как в Европе», сформулировать и верховные властные прерогативы, ему принадлежавшие. Так впервые в русской истории появилась формула, определяющая формальной юридической категорией, «письменным словом», права Самодержца. «Его Величество, — говорилось в «Артикулах», — есть самовластный Монарх, который никому на свете ответу дать не должен: но силу и власть имеет свои Государства и земли, яко Христианский Государь, по своей воле и благомнению управлять» [449].
Формулировка была явно неудачной; она не проясняла источник «самовластной» прерогативы, а само это выражение подменяло самодержавное определение монаршей власти. Ведь понятие «самовластье» и «самодержавие», хотя и можно поставить в один семантический ряд, но в семиотическом, историко-духовном значении, это — две разнозначимые величины.
Петр заявлял себя Монархом, властные права которого безбрежны, абсолютны. Верховная власть трансформировалась из «самодержавной» в «абсолютную». При конституировании царекратической идеи в XVI веке смысловые акценты были иными. Как заявлял Иоанн Грозный в письме князю А.М. Курбскому в 1564 году, «Русская земля держится Божьим милосердием, и милостью Пречистой Богородицы, и молитвами всех святых, и благомнением наших родителей, и, наконец, нами своими государями…» [450]. Прошло сто пятьдесят лет, и родилось новое самосознание Сюзерена: только воля правителя, его «благомнение», которое можно трактовать как угодно, является содержанием верховной власти.
В своем отторжении от прошлого, отвержении традиции Петр руководствовался намерением укрепить и власть, и Россию. Идеологическое оправдание этому стремлению он находил в историческом опыте Империи ромеев («Византии»), но брал оттуда только то, что ему представлялось наиболее показательным — отрицательный пример. В 1701 году Монарх писал: «Когда греческие Императоры, покинув свое звание, ханжить начали, а паче их жены, тогда некоторые плуты к оным подошли и монастыри уже в самих городах строить испросили и денежные помочи требовали: еще же горше, яко не трудитися, но трудами других туне питаться восхотели, к чему императоры весьма склонны явились и великую честь погибели самим себе и нарду стяжали, — на одном канале от Черного моря до Царя-города на 30 верст с 300 монастырей было, — и так как от прочаго неосмотрения так и от сего в такое бедство пришли: когда турки осадили Царьгород, ниже 6000 человек воинов сыскать могли. Сия гангрена и у нас зело было распространяться начала под защищением единовластников церковных» [451].
Никогда еще в русской истории правитель «милостью Божией» так нелицеприятно не отзывался о священстве, но особенно о монашествующих, о которых Иоанн Грозный, вслед за Преподобным Феодором Студитом, говорил: «Свет инокам — ангелы, свет мирянам — иноки». Царь Петр не видел такого света, что свидетельствовало о том, что духовной природы Церкви и смысла монашеского служения он не ощущал и не понимал. Как очень точно выразился историк Церкви, религиозность Царя была «рассудочной» [452].
В Послании Святого Апостола Павла к римлянам говорится, что «Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные — жизнь и мир. Потому что плотские помышления суть вражда против Бога; ибо закону Божию не покоряются, да и не могут. Посему живущие во плоти Богу угодить не могут»; «Ибо, если живете во плоти, то умрете, а если духом умерщвляете дела плотские, то живы будете» (Римлянам. 8. 6–8,13). Монастырская обитель — образец воплощения на земле Града Небесного, монашеское послушание — всеохватное служение Евангельской Истине.