Царь без царства

– Езжай к старосте, – угрюмо буркнул верзила. – Пусть сам решает и сам берет твое серебро. Ира́т, проводи! – Когда воин тронул коня пятками, он закричал вслед: – И смотрите! Мы с вас глаз не спустим!

Зено молча проехала мимо, не поднимая головы и глядя гнедому в холку.

Дожди последних дней превратили зеленый луг в болото. Крестьяне давно разулись и отплясывали в грязи босиком: в ярких праздничных рубахах и простых холщовых штанах, заляпанных до колен. Они нашли старосту под сенью большого шатра, Зено сразу догадалась, что это он: несмотря на духоту, тот носил верхнее платье из шелка, вышитое виноградными лозами и перехваченное в поясе ремнем змеиной кожи. «Это его дочь выходит замуж», – вдруг поняла Зено. Или сын женится. Достаточно было взглянуть в пьяные и счастливые глаза. Староста почти не слушал Азрая, все больше глазел на посланницу и невпопад махнул рукой.

– Не очень-то радуйся, – прошипел воин, когда они остались одни расседлывать коней. – Я уже жалею, что мы сюда сунулись.

– Нам нужно купить еды в дорогу. – Беспокойство, что не отпускало ее много дней, заскреблось пуще прежнего. Каждый громкий шум: хохот, крики, стук посуды – заставляли ее испуганно вздрагивать. Зено осторожно спросила: – А что тебя встревожило?

– Все вооружены. Так не должно быть на свадьбе… – Азрай нахмурился, пытаясь объяснить. – Понимаю, нож в хозяйстве пригодится. Но палица? Они чего-то боятся. Или сами они… Но и на разбойников не похожи!

– Давай скорее поедим и вернемся к лошадям.

– Я попробую расспросить старосту. Выпил он будь здоров, должен разговориться.

Вспомнив жреца из Табры, Зено усмехнулась:

– Надеюсь, у тебя выйдет лучше, чем у меня.

Как и в обезумевшем городе, воин на мгновение прижал ее к себе, чмокнул в лоб. Ах, если бы и страхи уходили так же просто!

В тени деревьев стихотворец нараспев читал нескромные вирши, слушатели прихлопывали в такт, пока он живописал, как молодой ублажить мужа. Столы ломились от снеди, но Азрай направился прямиком к старичку, что колдовал над чугунным котлом.

– Что стряпаем, отец? – бодро спросил воин.

Не прекращая помешивать, старик поднял водянистые глаза.

– Куропатки с рисом и травами. Мой Нийя́б вот только утром настрелял. – Кожа у него на лице еще больше сморщилась. – А ты не местный, да, парень?

Азрай хохотнул.

– Я уж забыл, когда меня так звали, отец! Мы с женой едем смотреть виноградники достойного. – Он помолчал, но старик продолжал меланхолично помешивать. – Что там, на юге? Варвары опять повадились в деревни?

– Вот оно как, это у вас на севере говорят? Плюнь таким под ноги! Нет, только не в это время года.

– А вы не очень дружелюбны, – Азрай предпринял новую попытку. – Когда мы приехали, несколько парней чуть не развернули нас с женой обратно.

Старик близоруко моргнул.

– Джаха́л-то? Да он со всеми такой.

Он поднял черпак и поболтал в воздухе, проверяя густоту варева. Наполнив две миски, повар сделал знак, чтобы воин оставил деньги себе.

Зено тут же набросилась на свою порцию, в похлебке плавали кусочки нежного темного мяса и тонкие полосы сладкого перца. Она почти не смотрела по сторонам, а вот Азрай крутил головой и даже свистнул, подбадривая кулачных бойцов.

– Поищу женщину, – вполголоса сказал он, и посланница кивнула, показывая, что слышит. Она ничего не могла с собой поделать: Зено и не подозревала, насколько голодна.

Наконец, она проговорила:

– Старик темнит. Ты не заметил? Как он замялся, будто не хотел отвечать, – спутник молчал, и она добавила: – Послушай, купить еды можно в другом селении.

Воин не ответил. Лицо его было мрачным, а движения злыми и резкими. Он почти доел, когда над толпой понеслись крики:

– Речь, речь!

– Старый Тахи́з скажет речь!

Крестьяне потянулись к большому, окрашенному охрой шатру. Поколебавшись всего мгновение, Азрай увлек посланницу в общий поток. Внутри было дымно, пахло жареным луком и кислым вином, у Зено закружилась голова от пара и горячего воздуха. Все вокруг смеялись, чавкали и толкались, она вцепилась в миску и прижала к груди, хотя давно выскребла остатки похлебки.

Все кое-как вместились, пусть в страшной тесноте – и староста взобрался на скамью. Стоя, он казался совсем маленьким: еще нестарый, но дряблый, сморщенный, словно весь вечер просидел в бадье с водой.

Он поднял чашу и набрал в грудь воздуха – и запнулся. Ночь за полотняными стенами разразилась собачьим лаем.

Старый Тахиз тряхнул головой. Он вновь собрался говорить, когда лай перешел в вой, а вой в скулеж.

Тогда-то и раздался первый крик.

Посланница не сразу поняла, в чем дело. Гам, рык гнева и ярости, чмокающие звуки кулаков, бьющих податливую плоть. Все происходило так быстро… Зено видела все, но не успевала понять, что видит. Старуха слева достала нож, она держала его за пазухой, меж обвисших грудей, и полоснула мужика рядом поперек шеи. Горячая струя крови ударила Зено в лицо. В трех шагах парень ударил спутницу, затрещала ткань.

Лампы раскачивались, рождая скачущие тени.