Царь Давид

Приступы ярости сменялись у царя периодами, когда он пребывал в меланхолии и либо часами сидел молча, погрузившись в себя, либо опускался на колени и начинал биться в рыданиях, умоляя Бога простить его. Чтобы облегчить его состояние, придворные начали искать искусного музыканта, который бы своим пением и игрой на арфе сумел бы отвлечь его от дурных мыслей.

Историки медицины подтверждают, что в те времена приятная, успокаивающая музыка считалась главным средством исцеления от психиатрических заболеваний, да и сегодня ряд психиатров верят в эффективность так называемой «музыкотерапии», так что этот рассказ Библии выглядит вполне достоверным. Когда были начаты поиски такого музыканта, один из оруженосцев Саула, бывший родом из Вифлеема, и вспомнил, что в его родном городе живет пастух, удивительно хорошо умеющий играть на разных инструментах, да к тому же и сам сочиняющий песни:

«И сказали слуги Шаула ему: видно же, что злой дух от Бога стращает тебя. Пусть же прикажет господин наш стоящим перед тобою слугам своим, чтобы отыскали человека, умеющего играть на гуслях, и будет, когда настанет на тебя злой дух от Господа, заиграет он рукою и станет привольнее тебе. И сказал Шаул слугам своим: высмотрите мне человека, хорошо играющего, и приведите ко мне. И отозвался один из отроков и сказал: «Вот видел я сына у Ишая Бейтлехемского, умеющего играть, молодца бравого и воинственного, смышленого и миловидного и Господь с ним. И отправил Шаул послов к Ишаю, и сказал: пошли ко мне Давида, сына твоего, который у овец. И взял Ишай осла с хлебом и мех вина и козленка одного, и послал с Давидом, сыном своим к Шаулу. И пришел Давид к Шаулу, и представился ему; и сей возлюбил его очень, и стал тот у него оруженосцем. И послал Шаул к Ишаю сказать: пусть состоит Давид при мне, ибо он нашел благоволение в глазах моих. И бывало, когда находил дух от Бога на Шаула, то брал Давид гусли и играл рукою, и стало привольно Шаулу, и становилось ему лучше, и дух злой отступал от него» (См. 1, 16:15-23).

Да, именно так делается история – какие только причудливые пути ни вели на протяжении минувших веков в кулуары власти. Для Давида своеобразным пропуском в эти кулуары стал, если придерживаться библейской версии, его музыкальный и поэтический дар. То, что Давид стал «оруженосцем» Саула, разумеется, отнюдь не означала, что он носил за царем оружие и сопровождал его в битвах – оруженосцами было принято называть тогда всю личную охрану и слуг царя. При этом, судя по дальнейшему тексту, на этом этапе своей службы Давид сохранял полную свободу. Будучи младшим сыном, он не был обязан служить в армии, а в дни войны ему, согласно закону, полагалось находиться в тыловых частях – так закон заботился о том, чтобы в случае гибели старших сыновей ни одна семья не прекратила бы своего существования.

Видимо, Давид в те дни часто отлучался домой, где возвращался к знакомому с детства занятию – пас скот, проводил ночи у костра, а заодно и писал новые песни. И лишь когда посыльный царя приезжал в Вифлеем, чтобы сообщить, что царь требует его к себе, отправлялся в его ставку – благо от Вифлеема до столицы Саула Гивы было всего несколько часов неспешного пешего хода.

Пастух, ставший в мгновение ока фаворитом и придворным музыкантом; поэт, пытающийся утешить царя, и царь то обожающий, то ненавидящий своего поэта; терзания Саула, чувствующего занесенный над ним неумолимый меч судьбы; то, что, по сути дела, он сам велел привести во дворец того, кому предстояло сменить его на троне – эти перипетии библейского сюжета лежат в основе многих известных произведений мирового искусства и литературы.

Вот как попытался передать тогдашнее мироощущение Саула Лермонтов своем вольном переводе из Байрона:

Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!
Вот арфа золотая:
Пускай персты твои, промчавшися по ней,
Пробудят в струнах звуки рая.
И если не навек надежды рок унес,
Они в груди моей проснутся.
И если есть в очах застывших капля слез –
Они растают и прольются.

Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец
Мне тягостны веселья звуки!
Я говорю тебе: я слез хочу певец,
Иль разорвется грудь от муки.
Страданьями была упитана она,
Томилась долго и безмолвно.
И грозный час настал – теперь она полна,
Как кубок смерти, яда полный…