Царь Федор Иванович

Блаженный добрый царь не стал бы проявлять суровость к заезжему патриарху — хотя бы из соображений благочестия. Да он, скорее всего, просто не поверил бы, что греки остались равнодушны к призыву из Москвы, от его государева имени. Годунов смотрел на дело иначе. Как ситуация выглядела с его точки зрения? А вот как: русская казна выбросила большие средства на решение важного дела. Греческие иерархи два года возились, не решили ничего и теперь просят дать им денег сверх полученного. Дать, конечно, можно. Но и противоположной договаривающейся стороне надо бы пошевелиться. На митрополии Московской ныне как раз пребывает Иов, человек близкий, к тому же фигура благая и для Церкви, и для государства. Ему бы вручить патриарший сан — вот был бы толк! А грекам следует и жесткость показать, если закочевряжатся… Пора бы и честь знать с такими-то проволочками! Не покажешь жесткость, так и впредь будут ездить, просить, но ничего не делать по московским запросам. И надавить на дорогих гостей лучше бы тихо: не след терять лицо православному патриарху. Ведь и сан высокий, полученный с помощью ножа, приставленного при всем честном народе к горлу, стоит немногого. Надобно решать добром, но… показать возможность иного отношения.

Так началась игра, совмещавшая ласку с нажимом. Для приезжих не позорная, до довольно стеснительная. Но и они сами не проявляли ангельского смирения, не торопились с братской улыбкой помочь Русской церкви в ее деле. Греки вели себя подобно лукавым дельцам, набивавшим цену за товар, который можно продать только один раз.

Трудно писать о том, как рождалось наше патриаршество. Ох, много в этом деле политики и мало смиренномудрия. Но… худо приходилось тогда именно дельцам. Людям чистым, светлым всё действо далось намного легче, они не замарали одежд грязью странного торга. Царь одаривал греков, царь принимал их почтительно, царь ждал с искренней простотой, когда один греческий иерарх довершит работу, за которую взялся другой. Ведь труд-то совсем несложный: подарить братскому русскому митрополиту высокий сан. Что ж медлят? Думают? Конечно! Дело великое, надо им подумать, как сделать его самым лучшим образом… Люди-то хорошие, добрые, отчего им не подумать о великом благом деле как следует? Государь Федор Иванович в блаженной бесхитростности своей вершил то, к чему вел его сам Господь; практическое же исполнение он доверил Годунову, а тот послужил Господу хотя и кривым, но надежным орудием.

Митрополит Иов стоял в стороне и спокойно ждал, чем кончится дело. Дарует ему Бог патриарший сан руками хитрых греков — хорошо, милостив Господь; а не дарует — так и в том ничего худого нет, опять же велика милость Господня. Мудрый человек, он понимал и высокую, и низкую суть происходящего. Впоследствии за витиеватым плетением словес он укроет горчинку, оставшуюся в душе от тех дней: «Патриарх Иеремей… прииде в великую Россию, жалая видети великия християнские соборныя церкви изрядное украшение и благовернаго царя Федора Ивановича великое благочестие. Якоже и древле Южеская царица Сивилла приходящее от восток в Иерусалим, хотя видети премудрость Соломанову, такоже и сей светейший патриарх Иеремей, велиею ревностию о благочестии распаляяся, отложив многолетную старость и забыв великий труд, вскоре ко благочестивому царю и великому князю Федору Ивановичи) всеа Руси приходит, яко некий добрый купец, несый с собою не злата богатства, ниже драгих камыков[87] честности, но самое неистощимое духовное сокровище благодати безценного бисера Христа или, яко некий пречестный дар, великого патриаршества сан»^{142}. «Добрый», но все же «купец», принесший с собою «пречестный дар, патриаршества сан» как товар. Это сравнение восходит к евангельской притче, где Царство Небесное уподобляется сокровищу, скрытому на поле, а затем купцу, продающему все свое имущество ради того, чтобы приобрести одну драгоценную жемчужину (тот самый «безценный бисер» — Христа; ср. Мф. 13:44—46). По внешней видимости, первый патриарх Московский говорит об Иеремии почтительно. Однако для русского книжника XVI столетия было ясно: ассоциация с евангельским образом использована совершенно не в том значении, которое придается ему в Священном Писании. У Иова «добрый купец» оказывается именно купцом, «торговым человеком» в самом прямом смысле, а это предполагает совершенно определенный намек.