Царь Гектор

Ахилл быстро снял с головы полосатый египетский платок, защищавший его от солнца, и велел Авлоне сделать то же самое. Потом показал девочке, как нужно обвязать этим платком лицо, чтобы песок не попал в глаза, в рот и в ноздри. Он искал взглядом хотя бы какой-нибудь камень или дерево, но кругом были только барханы да реденькие кустики и колючки, а они не могли послужить опорой и защитой. Тогда он опустился на колени, упёрся в землю как можно плотнее и, перед тем, как надвинуть платок на глаза, ещё раз глянул на чёрную тучу. Она была уже рядом, и видно было, как пустыня на пути её движения будто становится дыбом: вихри песка поднимались, вздымаемые ураганным ветром, и неудержимо неслись вперёд.

Ахилл привлёк к себе девочку, плотно прижав её к своей груди, а свободной рукой тоже опёрся о землю.

— Обними меня за шею и держись как можно крепче! — шепнул он.

Стена песка и ветра ударила его, как гигантский таран. Ветер был горячим, и, хотя рот героя был закрыт плотной тканью, ему показалось, что буря волною врывается в грудь и обжигает её огнём. Ветер был так силён, что едва не оторвал их с Авлоной от земли.

«Нет, врёшь! — подумал он в ярости. — Со мной не справишься... Я тебе не лоскуток тряпки!»

Это единоборство богатыря с бешеной силой стихии длилось, вероятно, около часа. Внезапно ветер почти угас, налетая лишь порывами, и на миг стало тихо, а затем откуда-то донёсся странный звук, точно что-то свистело и шипело, как тысяча змей, и звук этот постепенно приближался.

Ахилл сорвал с лица платок и увидел, что его по пояс занесло песком. Он привстал, стряхивая песок, замотал головой, чтобы хоть немного отряхнуть волосы, и тут увидел то, что издавало непонятный звук... На расстоянии в шесть-семь стадиев, вырастая одним концом из серых клочьев, оставшихся от тучи, другим опираясь на размётанные, сглаженные ветром барханы, крутился высоченный чёрный столб. Он выл и свистел, будто живой, и видно было, что вращается он с невероятной скоростью, одновременно двигаясь вперёд, прямо на беглецов.

— Ахилл, что это такое? Что это вертится?

Авлона тоже сняла с лица повязку и, продолжая одной рукой обнимать взмокшую шею героя, изумлённо смотрела на невиданный столб.

— Это — смерч! — прошептал Приамид, и сделал движение, собираясь вскочить и бежать.

И тотчас понял, как это глупо. Вертящийся столб двигался в два раза быстрее, чем он смог бы бежать, быстрее самой быстрой лошади. Уйти от него в сторону тоже было уже нельзя, уже поздно — он втянет и закрутит всё, что находится от него за два-три стадия. Герой ощущал, как волны горячего ветра толкают его в спину, навстречу грозному столбу. Ахилл знал, что в нём — смерть, и глухая обида обожгла его. Почему? Они уже столько вынесли, им так хотелось жить... Он так и не видел своего сына, так и не узнал, что сталось с его старшим братом! И вдруг...

— Надо опять закрыть лицо? — спросила Авлона.

— Да, закрой.

Он понимал, что платок на этот раз не поможет, но ему не хотелось, чтобы его отважная маленькая спутница смотрела на этот столб, не хотелось, чтобы она поняла...

Он опять прижал её к себе. И вдруг понял, что нужно сделать...

— Великий Бог, Создатель и Хранитель мира! — прошептал Ахилл. — Прошу тебя, услышь меня! Я знаю, что Ты всё видишь и всё слышишь... Я верю, что ты всё можешь. Я не стою Твоей милости, я, однажды помилованный Тобой, ничего особенного не сделал, чтобы оправдать это... Я жил, как прежде, потому что иначе жить не умею. Если сейчас мне суждено смерть, пускай это совершится, раз так хочешь Ты! Но прошу тебя пощадить эту девочку, которой всего десять лет и которая не сделала ничего плохого. Прошу Тебя также сохранить моего брата, сына и жену. Пускай я не увижу их, но лишь бы знать, что они не погибнут. Прости меня, если я сделал за это время какое-то зло — Ты знаешь, что я не хотел его делать... И прости меня за то, что я только сейчас подумал, будто могу быть сильнее посланного Тобою ветра — нет никого в мире сильнее тебя!

Чёрное тело смерча уже придвинулось настолько близко, что видно было, как крутятся в его струях вырванные с корнем, принесённые невесть откуда деревья, камни и клочья травы. Столб надвигался. И вдруг, разом прервав своё движение, он замер, какое-то время бешено вертелся на месте, дико воя, будто от досады, и затем, изменив направление, пошёл в сторону, стремительно удаляясь от замершего на коленях героя и приникшей к нему девочки.

— Благодарю Тебя! — прошептал Ахилл.

Впервые Бог, который некогда говорил с ним там, в глубине небытия, Бог, в существование которого он давно верил, но реальности которого здесь, в живом мире, почти не чувствовал, явил ему свою волю и свою власть с такой потрясающей очевидностью, что уже нельзя было сомневаться. Он показал и абсолютное подчинение ему не только всего живого, но и всего сущего в мире, показал и то, что не только слышит любое обращение к нему, но и внемлет искренней и горячей молитве.

— О, какой Ты добрый! — тихо сказал Ахилл и почувствовал, что готов разрыдаться.