Царь Гильгамеш

Отец-наставник и его помощник как раз возвращались после полдневной трапезы. В своей слепой ярости я налетел прямо на них, они схватили меня и держали, пока я не успокоился. Я показал в сторону класса, где Бир-Хуртурре и Забарди-Бунугга глазели на меня и корчили мне рожи с высунутыми языками. Я потребовал, чтобы их немедленно предали смерти.

Отец-наставник спокойно ответил мне на это, что я самовольно, без разрешения, покинул свое место в классе и обратился к нему без разрешения.

За этот проступок он отдал меня рабу-экзекутору выпороть меня за мое непослушание. Не в первый раз те двое терзали меня, иногда к ним присоединялись и другие, те, кто посильнее по крайней мере. Отец-наставник и его помощники всегда принимали сторону мучителей и говорили мне, чтобы я сдерживал свой язык, и укрощал свой нрав.

Тогда я записал имена своих врагов как одноклассников, так и наставников, чтобы запороть их до смерти, когда стану царем. Когда я стал старше и начал понимать какие-то вещи намного лучше, я выбросил эти списки.

Чтение и письмо – вот то, чему я научился в первую очередь. Для царевича это очень важно. Подумать только, что все приходится доверять честности писцов и министров, когда пакеты летят туда и обратно на поле битвы или когда приходится вести переписку с царем чужой земли! Если господин не умеет читать и писать, его можно как угодно обвести вокруг пальца, и великий человек может быть предан в руки своих врагов.

Хотелось бы мне с честью сказать о себе, что мое стремление овладеть этими искусствами было вызвано столь хитрыми и дальновидными рассуждениями! Увы, никаких таких величественных мыслей у меня не было.

Меня привлекла к изучению письма моя вера в то, что оно волшебное. Уметь создавать волшебство – это или какое другое – было необыкновенно заманчиво.

Казалось чудом, что слова можно поймать и удержать, как ястребов на лету, а потом посадить, как в клетки, на куски красной глины и потом снова выпустить. И на это способен тот, кто знает это искусство. Вначале я даже не верил, что такое вообще возможно.

– Ты просто выдумываешь слова, пока скользишь глазами по глине, сказал я отцу-наставнику. – Ты притворяешься, что видишь в этих каракулях смысл, ты просто все придумываешь!

Невозмутимо он передал табличку своему помощнику, который тут же, слово в слово, прочел то, что перед этим прочел отец-наставник. Затем он пригласил в класс мальчика постарше, из другой комнаты, и тот прочел все то же самое. А меня отстегали тростником по пальцам за мое неверие. Больше я не сомневался. У этих людей – простых смертных, даже не богов! – был некий дар извлекать живые слова из глины. Поэтому я очень внимательно слушал, когда помощник отца-наставника рассказывал, как приготовить глиняную табличку, как подрезать тростниковое перо, чтобы оно было правильно заострено, как выдавливать те значки, которые и являются письмом, прижимая тростниковое перо к сырой табличке. Я силился понять эти значки.

Разобраться в них поначалу было трудно. Значки были точно такие же, какие делали куры лапой в пыли. Постепенно я научился различать отдельные начертания, из которых перед моими изумленными глазами возникало слово или его часть. Некоторые значки обозначали отдельные звуки, а некоторые целые понятия: бог, царь, плуг. Некоторые значки показывали, как данное слово соотносится со словами вокруг него. Постепенно я постиг суть этого колдовства. Я обнаружил, что без труда могу заставить значки раскрыть моим глазам свое значение. Я мог посмотреть на табличку и прочесть список вещей: «золото, серебро, бронза, медь». Или: «Ниппур, Эриду, Киш, Урук».

Или еще: «стрела, дротик, копье, меч». Разумеется, мне никогда не приходилось читать, как читают писцы, резво пробегая глазами колонки на табличке, извлекая из нее полное богатство значений и тонкостей. Это дело, которому надо посвятить всю свою жизнь, а у меня были другие задачи. Но я хорошо знал письмена, которым учился, и до сих пор хорошо ими владею, поэтому никогда меня не сможет обмануть раб, задумавший нечистую игру.

Еще нас учили деяниям богов и служению им и тому, как был создан мир, как была создана Земля. Отец-наставник рассказывал нам, как Небо и Земля выступили из моря, как облака были поставлены между ними, как были сделаны Земля и планеты. Он говорил о сияющем небесном отце Ане, который повелевает и решает, что должно произойти; о Нинхурсаг – великой матери и об Энлиле – боге бури; о мудром Энки и о блистательном солнце Уту источнике справедливости; о спокойной безмятежной серебристой Нанне правительнице ночи. И конечно, он много говорил об Инанне – владычице Урука. Когда же он поведал нам, как был создан род человеческий, это и огорчило и разгневало меня. Дело не в том, что мы были созданы, дабы прислуживать богам – ибо кто я такой, чтобы негодовать на это, – было обидно, что создание человека было таким жестоким и небрежным.

Только посмотрите, как скверно была выполнена работа и как мы страдаем из-за тупости наших создателей!