Царь Гильгамеш

Нам было очень непривычно видеть столько деревьев сразу, ведь в наших землях их почти нет. Из-за деревьев покрытые ими холмы казались почти черными. Деревья стояли, как вражеская армия, что невозмутимо ждет нападения.

Обрывы и скалистые ущелья этой страны скрывали еще одну особенность: свергнутые боги и демоны, изрыгали огонь прямо из камня то здесь, то там.

И еще там были жирные, черные, маслянистые струи, которые подкатывались к нашим ногам, как сонные змеи преисподнего мира, ибо мы вступали в земли, известные как Земли Бунтовщиков, куда ссылались боги, посмевшие восстать против Энлиля. Именно сюда победившие воители Энлиль, и Нинурта, и Энгирсу сбросили своих посрамленных врагов много-много лет назад. Тут они до сих пор находились, угрожая и рыча, трясли землю, испускали огромные столпы огня и дыма и выпускали маслянистых змей из-под земли. С каждым своим шагом мы углублялись в эту темную страну, чувствуя, как злобные и мстительные божества фыркают и сопят у нас под ногами.

Мы не позволяли себе бояться. Мы останавливались, когда надо; возносили молитвы Уту, Ану, Энлилю, Инанне. Когда мы разбивали лагерь, то выкапывали колодцы и давали священным водам подняться к поверхности земли, как подношение богам. Я вызывал Лугальбанду и советовался с его душой, потому что он бывал в этих краях и мучительно страдал от вредных испарений. Его советы были великим утешением.

Энкиду хорошо знал эти места. Он безошибочно вел нас по нескончаемой местности, где не было ни следов, ни примет. Он обходил места, которые были обожжены злобным дыханием вредоносного демона. Он заставлял нас обходить места, где земля соскальзывала и разламывалась. Мы обходили жирные маслянистые озера, которые лежали на поверхности земной груди. Все ближе и ближе продвигались мы внутрь, во владения демона Хувавы.

И вот наконец мы среди первых кедров леса. Если бы мы пришли за древесиной, то могли бы тут же срубить двадцать или тридцать деревьев и вернуться с ними в Урук, празднуя победу. Но мы пришли не только за этим.

Энкиду сказал:

– Тут большие ворота, которые отделяют священные рощи. Мы уже почти подошли к ним.

– А Хувава? – спросил я.

– По ту сторону ворот, совсем недалеко.

Я пристально посмотрел на него. Голос у него был сильный и ровный, но я не был в нем до конца уверен. У меня не было никакого желания оскорблять его гордость. Но через минуту я спросил:

– Пока все в хорошо, Энкиду?

Он улыбнулся и сказал:

– Я что, побледнел? Ты что, видишь, как я дрожу от страха, Гильгамеш?

– В Уруке я слышал, как ты с большим уважением и почтением отзывался о Хуваве, ты говорил, что от него не убежать. Ты говорил, что он страшилище, которого не выдумаешь. Ты говорил, что когда он рычал, ты думал, что умрешь от страха. Ты говорил такие слова.

Энкиду пожал плечами.

– Может, в Уруке я и говорил такие слова. В городах люди меняются. А здесь я чувствую, как возвращается ко мне моя сила. Бояться нечего, мой друг. Следуй за мной. Я знаю, где обитает Хувава и какими дорогами он ходит.

Он положил мне руки на плечи, и крепко обнял.

На следующий день мы оказались перед стеной леса и воротами в этой стене.

Я много думал об этой стене с тех пор, как Энкиду рассказал мне о ней.

Страна Кедров лежит на границе между землей и краем эламитов, и спор о том, кому она принадлежит, восходит ко времени Мескингашера, первого царя Урука. Так как это земля, которую нельзя возделывать, нам никогда не приходило в голову утверждать свое владычество над ней, но когда нам требовалась кедровая древесина, мы беспрепятственно входили в нее и брали все, что нам было нужно. А если вдруг кто-то возвел в лесу стену? Одно дело, если Энлиль решил поставить какого-то страшного огнедышащего демона сторожить деревья. Я не могу судить Энлиля. Но я не позволю какому-то грязнобородому эламитскому горному царишке перегораживать стенами лес только потому, что ему вздумалось оставить кедровую древесину только для своих грязных оборванцев из горного племени.

Стоило мне увидеть эту стену, как я понял, что ни эламиты, ни Хувава, ни кто-либо еще тут ни при чем. По этой стене ясно было видно, что строили ее люди, и не очень умелые вдобавок. Кедровые стволы, слегка обработанные, с сучьями, неокоренные и небрежно связанные травой, были навалены как попало в выкопанную траншею, которая простиралась в обе стороны насколько хватало глаз. Розовая сердцевина деревьев была шершаво и жалко выставлена дождям и ветрам, словно дерево не распиливали, а разламывали. Во мне поднялся гнев при виде этой неуклюжей стены. Я оглянулся на своих воинов и спросил:

– Ну что, сметем эту дрянь и войдем в лес?

– Ты бы сперва посмотрел на ворота, – посоветовал Энкиду.