Царь Гильгамеш

Так вышло: оба все понимали друг о друге. И Бал-Гаммаст отлично видел превосходство своего собеседника. Этот невысокий, худой, налитый мышцами человек был бы, наверное, хорошим царем, но Бог рассудил иначе и сделал его хорошим энси. Лицо у него какое! Люди с такими лицами видят собственную смерть и улыбаются ей. В худшем случае немножечко бледнеют…

Чего душе этой не хватает? Отчего она смотрит на все вокруг и видит одни свои отражения?

Бал-Гаммаст с пронзительной силой понял: не хватает любви. Столько воли, столько ума! А нет ни любви, ни милосердия. И надо сдержаться. Надо подпустить энси Масталана поближе к себе. Он может оказаться очень полезным — в нужное время в нужном месте.

— Обнимемся и будем добрыми товарищами, Масталан!

Обнялись…

* * *

«Не совершил ли я ошибку, когда отказался от Завета? — размышлял Бал-Гаммаст, прощаясь с городом Шуруппаком. — Творец, как же худо, если я ошибся! Как худо, как худо… Кому на съедение отдал я Царство!»

* * *

Бал-Гаммасту снился чудесный остров. Большой остров, покрытый лесами и садами. Только один раз в жизни Бал-Гаммаст видал столько деревьев сразу — когда Барс отправил сына вместе с дворцовым караваном пересечь пустыню и привезти драгоценное синее стекло: его делали умельцы одного сердитого народа, живущего на побережье моря Налешт. Там — да, там были леса, поражающие воображение. И еще кедровые рощи, от которых захватывало дух. Так же и здесь. Леса острова кишели зверями и птицами, в ручьях плескалось рыбье серебро, горные склоны затканы были ровным узором виноградников,

Остров окружало странное, недоброе море. Морская волна бывает синей, бывает зеленой, бывает прозрачной — и тогда принимает бело-желтые тона коралловых садов или песка на отмели, В бурную погоду она надевает грозные фиолетовые покровы. Но никогда море не бывает черным. А здесь оно было именно таким: черные волны с серой веной на верхушках. Казалось, вокруг самого острова море чернее и злее. Беснующаяся вода бьет в отвесные каменные щиты берегов с особенной силой. Нигде на острове берег не спускается полого к самой воде. Лишь в одном месте вырубленная в скалах лестница ведет к гавани, внутреннему озеру, защищенному поясом гор от злобы морской.

Бал-Гаммаст заметил, что небо в этих местах ниже, чем он привык. Над островом оно ласковое, голубое, чистое, столь чистое, что не бывает такого в мире, где он живет. Над морем вместо неба — серая каша с темными комками.

Посреди острова, на зеленом холме, высился огромный дом белого камня. Если бы пятьдесят человек один за другим встали друг другу на плечи, а Творец даровал бы нижним силу выдерживать тяжесть верхних, то и тогда верхние не достали бы до самой крыши.

Во сне зрение может сыграть с человеком презабавную шутку: видя что-нибудь под самым носом, он не может ни разглядеть, ни запомнить. Стены дома расписаны были, как стены дворцов страны Алларуад, но сколько ни старался потом Бал-Гаммаст, не смог вспомнить ни одного рисунка. Наверху красовались вытесанные из прозрачного горного хрусталя фигурки людей и животных, витые серебряные башенки, острия шпилей, и все это выглядело величественно и нарядно. Однако подробности покинули память Бал-Гаммаста сразу после пробуждения.

Он почувствовал, что находится у самого входа в дом, заходит внутрь, оглядывается по сторонам.

Отсюда стены казались светлой дымкой, крыша была прозрачной, и по небу плыл князь Ууту во всем блеске, щедро делясь теплом. Вместо пода стелились мягкие травы, ячмень колосился на полях, перечеркнутых каменистыми реками с чистой, как в колодцах, водой. Здесь и там разбросаны были селения, пасся скот. Люди ходили в красивых, разноцветных одеждах. Ни ветер, ни зной, ни потоп, ни голод, ни вторжение вражеского войска не угрожали им.

Жизнь торжествовала в светлом доме на острове.

Бал-Гаммаст подумал: «Все это похоже, наверное, на небесный чертог, из которого Творец выгнал когда-то людей за непослушание. Наверное, потом он сотворил для них на Земле нечто похожее. В десять раз хуже того, чем владели они до изгнания, и в десять раз лучше того, чем владеют они сейчас повсюду. Повсюду, кроме, может быть, Царства».

Некто велел ему: «Обернись!»

Бал-Гаммаст повиновался. Здесь, у самого входа, легчайшая дымка оборачивалась каменной стеной. Он пригляделся. А!

Стена снизу доверху, сколько улавливал глаз, покрыта была сетью трещин. Так дряблая таблица старческого тела обезображена бывает немилосердными строками морщин…

* * *