Царь Гильгамеш

За окнами рассвет. Бал-Гаммаст проспал без малого стражу.

– Встаю, Медведь… – и, пока не забыл, – сегодня дежурил сотник…

– …Дорт из столицы.

– Присмотрись к нему. Дельный человек. Что-то я в нем вижу… А теперь выйдите отсюда все.

Анна спала, не чуя никаких угроз, и шум ее ничуть не потревожил. Бал-Гаммаст поцеловал ее в плечо.

– Я вернусь к вечеру, моя любимая. В крайнем случае – завтра.

* * *

– …Сколько их? Где они?

Ответил Пратт:

– Из всего дозорного десятка уцелели два человека. Теперь нас ждут, Балле. Всего примерно шесть сотен бойцов или, может быть, семь, но не больше. В основном суммэрк. Десяток колесниц. Один из каждой дюжины – лучник. По виду – опытные головорезы, та еще падаль ходячая. Но в целом все это мусор, Балле. Это помет. Они никогда не бились вместе. Они опасные, кусачие… бараны.

– Мы можем вывести в поле столько же бойцов, Медведь, луков у нас больше. И опыта больше тоже у нас. Еще останется достаточно сил для охраны города… Что? Что у тебя с рожей? Ну?

– Там, с ними, – кошмар. Не знаю, как назвать. Урод.

– Я знаю… – вмешался Мескан.

– Что это такое? Насколько опасно?

– Очень опасно, государь. Это тварь из Мира Теней, лишенная пола, лишенная души, лишенная жалости. Ее… его… зовут Хумава. Жгущий ужас. Последний раз это являлось при царице Гарад, и его натиску следует приписать падение города Аталата, разграбленного и разрушенного. Помнят и другое его явление – при Бал-Адэне Великом. Тогда его отогнали с легкостью, но ведь то была эпоха Цветущего Царства… Другое дело – сейчас…

Неожиданно Мескан утратил все свое хладнокровие. Он закрыл лицо руками и зарыдал. Плечи его сотрясались, сам он согнулся и никак не мог унять плача.

– Да что с тобой? Мескан!

– Моя бабушка… – начал было Медведь, но царь оборвал его:

– Не сейчас, Пратт… Мескан!

– Чем провинилась эта земля, Творец? В чем она виновата? Возьми меня, возьми нас всех, только… останови… останови все это! Земля… гибнет… Зачем, Творец! Сжалься над нами! Я люблю тебя, не мучай же ты их всех! Пожалуйста! Я не могу остановить это… Скольких еще убьют! Я не… я не могу… Останови… ты! – Он всхлипнул. – Государь, может быть… тогда… по дороге в Урук… совершена ошибка…

Бал-Гаммаст подошел к нему, взял за плечи, приподнял и как следует встряхнул пару раз.

– Нет, Мескан. Прекрати! Мне нужна твоя помощь. Плач прервался. Однако лицо первосвященника урукского оставалось мрачным.

– Все пропало, государь. Я… легко докажу, что нам не выдержать… его нападения.

– Да я и слушать тебе не стану! Помоги мне победить! Этот город не должен пасть!

– Нам осталось… только оплакивать его злосчастную судьбу…

– Так. Я, царь и сын царя, приказываю тебе: на колени!

Мескан растерянно улыбнулся

– Но… государь…

Бал-Гаммаст схватил его за шею и рывком швырнул на колени.

– А теперь – рылом в пол! Живо!

– Я не…

Бал-Гаммаст помог ему ногой. Потом поставил ступню на затылок.

– Почувствуй всю цену слез, Мескан. Почувствуй всю цену слабости. Почувствуй. Ты так хочешь жить? Так? Нам следует проявить неутомимость, бодрость и усердие. Встань.

Мескан повиновался.

– Прости меня. Я не хотел нанести оскорбление… ни тебе, ни твоему сану. Но… мы слишком много оплакиваем свои потери и свое бессилие. Мы слишком мало действуем. Сегодня будет иначе. Ты поможешь мне?

– Да.

– Ты простишь меня?

– Да.

– Чем это можно убить?

– Простым оружием… но… это очень долго и очень сложно. Требуется много живых щитов… а у нас их всего два…

– Живых щитов?

– Я расскажу… Но прежде… Прежде мне следует дать войску и тебе, государь, одну зыбкую надежду. Хумаве… Любому подобному существу не положено выходить за пределы Мира Теней. И Творец, если мы пожелаем проявить твердость, наверное, вступится за нас, чтобы изгнать Хумаву из мира человеческого обратно, в мрачные пределы…

– Да ты пойми, тощий, – перебил его Пратт, – мы будет драться, мы размажем эту падаль, хоть бы без никакой надежды. Бог всегда над нами, а мы всегда готовы кому надо расколоть черепушку!

* * *

Из ворот вышли пятьсот ратников Дворца, Бал-Гаммаст, тысячник Пратт Медведь, двое прозорливых священствующих, Энкиду и Дорт с тремя сотнями урукского ополчения.

– Смотри-ка, Пратт, они поверили мне, они дали три сотни горожан, хоть я никого не просил об этом. Пришел старый Хараг и сказал попросту. «Бери триста наших, государь». Почему, Пратт?

– Ну, ты их не мучил напрасно. Ты их уважил, взял тутошнюю женщину себе в. жены… Это людям понравилось.

– И все, Пратт? Так мало.

– Ну… ты к ним внимателен. Как к бабе или к ребенку. Ты возишься с ними. С их всякими делами.

– А как же иначе?

– Кто тут раньше сидел…все больше на столицу поглядывали… А дети, они, знаешь, любят, когда взрослые их слушают. Именно их, Балле, а не кого-нибудь еще.

* * *

…Их действительно ждали.