Царь Голливуда

— Я хотел бы, чтобы студия была автономной. Если я потеряю деньги на фильмах, вы можете меня уволить. Кроме этого, никакого вмешательства!

— Я согласен, картины, которые делаете вы лично, должны быть вашими картинами, и здесь не будет никакого вмешательства. Но вы лично не можете сделать девяносто картин в год.

— Правильно. Тогда дело вот в чем. Внутри компании у меня есть моя собственная производственная группа, чтобы выпускать до восьми фильмов в год. Полная автономия. Никакого вмешательства. Финансовую сторону мы разработаем позже. И к тому же я руковожу объединенными студиями и вместе с вами, как теперь, надзираю за общей программой выпуска кинопродукции.

— Заметано.

— Вы согласны на это?

— Александр, я полностью полагаюсь на вас, вы же знаете.

— Есть еще одна проблема, — сказал Александр. — Вы не боитесь попасть под действие антитрестовского закона Шермана?

Вилли самодовольно улыбнулся.

— Антитрестовский закон Шермана, — согласился он, — это большой камень преткновения. Но забавным образом он так же работает и в нашу пользу. Он предназначен для того, чтобы остановить каждого, кто собирается сделать то же, что и мы. Поэтому для любого другого человека он стал бы очень большим препятствием. Вы знаете, как он действует, Александр. Если вы мясник и хотите скупить сеть конкурирующих мясных магазинов, вы должны пойти в бюро Генерального прокурора и получить разрешение. Может, вы его получите, а может, и нет. Это такой случай, когда вы обнаружите, есть ли у вас друзья и будут ли поддержаны ваши расчеты нужным человеком. Теперь я скажу вам кое-что, о чем вы не знаете…

Вилли сделал драматическую паузу, подобно фокуснику, ослепившему публику своим совершенным искусством, а затем вынувшему еще одного кролика из шляпы.

Если бы Кулидж [59]был утвержден кандидатом от Республиканской партии и переизбран, — скажу я вам, Александр, — мне надо бы дважды подумать, что я собираюсь сделать. Но когда стоял вопрос о поддержке Кулиджа или Гувера [60]как кандидатов на выборах, человек, которого я поддержал, был Гувер. Я очень уважаю м-ра Гувера, и, когда я встречался с ним, я сказал, что он тот кандидат, которого я поддерживаю. Знаете, Александр, что в кругах Республиканской партии моя поддержка кое-что значит. Я делаю большие взносы в фонды партии, так что мои слова имеют некоторый вес. Но я сделал еще больше. Когда я встречался с м-ром Гувером и пришел к заключению, что он подходящий человек, чтобы стать президентом, я дал м-ру Гуверу личное заверение: у меня есть кинохроника, сказал я ему, которая идет во всех моих кинотеатрах и ее смотрит как минимум десять миллионов человек, и я заверил м-ра Гувера, что моя хроника будет работать в его интересах, за его выдвижение в кандидаты и за его победу на выборах. Я сдержал свое слово. М-р Гувер прекрасный мужчина и великий человек. Когда происходила его инаугурация 4 марта, он обещал быть великим президентом, а м-р Гувер не тот человек, который забывает своих друзей. Я уже говорил с полковником Уильямом Денованом, который собирается стать Генеральным прокурором при Гувере, и я прощупывал "Дикого Билла"-Денована по разным поводам. Пока он не может дать определенных обещаний, потому что он еще не Генеральный прокурор, но я думаю, Александр, мы не должны беспокоиться насчет правительства.

— Тогда похоже, что мы закрутим этот бизнес.

— Вы сказали это слово, Александр, и мы уже в этом бизнесе.

— Завтра я отправлю моему адвокату проект письма о соглашении между нами, Вилли. Скажем так: два миллиона долларов, если сделка состоится, и двадцать процентов валового…

— Валового, Александр! Это…

— …и автономия для моей собственной группы, выпускающей до восьми картин в год, без потолка для бюджета; общий надзор за остальной программой на тех же основаниях, как и сейчас…

— Если у вас и есть недостаток, Александр, — сказал Вилли с усталой улыбкой, — так это то, что вы любите деньги.

— Этому недостатку, Вилли, вы должны бы симпатизировать.

Несколько минут Вилли прохаживался в полном молчании, как человек, борющийся со своей совестью.

— Хорошо, — сказал он наконец, — я согласен. Конечно, вы меня грабите, но я смотрю на это так, что я даю деньги не постороннему человеку, а члену семьи, своей семьи. Вот поэтому я согласен. — И он обнял Александра с грубоватой нежностью, чтобы завершить сделку.

* * *