Царь Голливуда

Он тоже засмеялся и позволил своим ладоням соскользнуть вниз, сначала по ее рукам, потом по талии, по бедрам. Она едва заметно покачивалась, чувственно прижавшись к нему, так нежно, как если бы они танцевали. Было такое ощущение, что их большое неподвижное объятие свободно существовало в пространстве и вот его начало сносить, постепенно сносить течением, каждая минута несла их все ближе к некоей желанной точке, и он почувствовал сильный, задорный порыв этого течения. Он двигался немного быстрее ее, чем неуловимо разрушал странное равновесие большого объятия; все в нем возрастало, он хотел целовать ее, ему казалось, что губы самое интимное, самое сокровенное, что у нее есть, но он откуда-то знал, что с подобными девушками не целуются… Ее руки подобрались к его брюкам, и она умело расстегнула их, он слегка сдерживал ее, хотел раздеться сам, но она покачала головой, как бы прося у него дозволения раздеть его; прикосновение се прохладных пальцев, шоковое ощущение от прикосновения нежных женских рук к самому его интимному месту сделало так, что у него перехватило дыхание. Она трогала его бесстыдно и со знанием дела, все время следя за его лицом и его реакцией, затем она чуть раздвинула свои нога, медленно полуприсев на край высокой кровати, а его поставила перед собой, продолжая ласкать и ритмично двигать бедрами: ее округлые бедра сжимали его, прикасаясь чувствительно, легко и влажно. Несколько раз он ощущал приближение кульминации, но нет… когда она читала это по его лицу, она уменьшала контакт, отвлекала его и удерживала на самом острие. После одного такого момента она прервала контакт совершенно и, одернув комбинацию, уселась на кровать глубже, тотчас погрузившись в мягкую постель так глубоко, что Александр чуть не потерял ее из виду. Когда он приблизился к ней, он увидел, что она дергает ленточку колокольчика.

— Как насчет шампанского? — спросила она. — Выпьете немного?

— Не могу себе этого позволить, — улыбаясь, сказал Александр, — я художник, я беден.

— Ну, для такого случая уж позвольте себе.

— Ладно. Сдаюсь. Но только полбутылки.

— Идет! А как насчет маленького презента для меня?

Он достал из кармана три доллара и отдал ей.

— Вот, возьмите это, это все, что у меня есть.

— А на шампанское?

— Ну уж, наскребу по карманам несколько долларов мелочью.

Она пожала плечами:

— Особенно щедрым вас не назовешь, но зато вы симпатичный. Идите ко мне и поиграйте со мной, я обожаю играть.

Он лег с ней рядом, и она широко раскинулась, вся открывшись его любопытным, игривым пальцам. Через несколько минут дверь приоткрылась и юная особа вошла в номер, неся шампанское в ведерке со льдом. "О-ох!" — произнесла она с большим неудовольствием; казалось, она недовольна тем, что помешала им в интимный момент, но Петси совсем не смутилась и Александр, к своему удивлению, обнаружил, что он тоже совершенно не обеспокоен этим вторжением извне. Напротив, что-то подсказывало ему, что юная особа, одетая совсем не так, как одеваются проститутки, составляет как бы часть их игры. В ведерке со льдом стояла полная бутылка, но Александр сел в кровати, высвобождаясь из объятий Петси, и сказал:

— Детка, заберите это и принесите полбутылки.

— Полбутылки, сэр? — переспросила она с видом неподдельного удивления, глядя на него сверху вниз и медля.

— Да, полбутылки. А если нам понадобится еще, я вас вызову.

Когда она вернулась с полбутылкой шампанского, он сам открыл ей; мимоходом заметив свое отражение в зеркале, он обрадовался тому, как уверенно и жизнерадостно выглядит. Находясь здесь, в такой ситуации, с этой девушкой, он оставался светски сдержанным. "Бог мой, — думал он, — значит все возможно". Это развеселило его. Он выпил вместе с Петси шампанского. Она сказала:

— Вы мне нравитесь.

— Приятно слышать.

— Но какой вы тощий, однако. Ваша мамочка что, не кормит вас?

— Отощал от забот.

— Что-то вы не похожи на человека, который сильно чем-нибудь озабочен.

— Неужели?

— Да уж. Скорее, вы человек хладнокровный, ни от кого не зависимый. Вы будто всем посторонний, но, может, это и неплохо. Может, хорошо, когда человек слегка окружен тайной.

— Вы милая, — сказал он уклончиво, ставя свой стакан и прикоснувшись к ее груди.

— Ну так идите ко мне, — ответила она после небольшой паузы.

Она приняла его и руководила им; он чувствовал огромное желание и великое ощущение мужской силы, он обладал ею. "Да, так! — шептала она. — Так! — И затем жадно: — Еще, еще!.." Он двигался естественно и легко, и пробуя и ощущая; отчасти его наслаждение увеличивалось от того, что он видел, какое удовольствие доставляет ей, — он переживал изначальную мужскую гордость производителя, несущего семя. Было ощущение, что это делается не просто для чувственного наслаждения, а для чего-то большего, хотя это делалось именно для чувственного наслаждения.