Царь Голливуда

Друзей в школе у него не было, он всегда довольно сухо разговаривал с другими детьми и плохо слушал на уроках. Он не мог сконцентрировать внимание на том, что говорят учителя. Писарро покорил Перу, 1532–1534 годы. Или это было в 1632 году? Или — в 1562-м? И этот специфический школьный запах, запах пыли и мела, новых книг и свежеотточенных карандашей, мочи и дезинфекции. Апатия приходила снаружи, как свет. То, как все темнеет и темнеет за окнами, то, как учитель слоняется по классу, — все, все навевало морок удушающей зевоты… А дальше что? Должен сконцентрироваться. Что ему отвечать? Что ему ответишь?.. Если А равно В, а В равно С, значит, А равно С. Почему? Почему? Улицы живут и двигаются снаружи, за тридевять земель от этого постылого однообразного зрелища, от этого прибежища скуки, где ничего никогда не может случиться, где ничего не случится еще сто лет, это будет тянуться сто лет, как тянулась война гугенотов, 1562— 98; крышка парты хлопает, звенит звонок, горячий асфальт под ногами… О, эта сердечная слабость спозаранку, страх натощак. Электрический свет с утра, когда встаешь затемно и сон не уходит из глаз — пенал, линейка, компас, учебники, цветные карандаши, ничего не забыл? Пузырек с клеем. Кожа и пот, и свежая древесина, и толстая циновка — холодное тело, дрожь по утрам. Иди, Сондорпф, старайся быть тверже. Сделай усилие, парень. Иисус, истекающий кровью на кресте, прощает коленопреклоненных, но это не моя религия. Снова запах, затхлый запах одиночества, запах отметин, оставляемых сонным вожделением. Все всё делают в унисон: встать, сесть, опуститься на колени, открыть молитвенник, положить его перед собой, петь, молиться. Он был рад, что его религия позволяла ему не участвовать во всем этом; пока все другие вели себя так странно, впадали в экстаз, он всегда делал что-нибудь другое: сидел, когда они вставали, молчал, когда они пели, исследовал в одиночку церковь, когда они были поглощены или изображали, что поглощены молитвой. Подошвы скребут по каменному полу, скребущий звук. А-а-х-х-х!.. Почему она так вскрикивала? Это причиняет страдание? Похоже на рану, на кровоточащую рану. Он не занимался и своей собственной религией тоже, его возмущало, что все это было предопределено, что все это установлено прежде, чем он появился на свет, без какого-либо согласования с ним. В нужнике, встав на сиденье и взглянув сверху, можешь поймать равнодушный взгляд… Никого не беспокоит, что ты смотришь. Ханна купала его, когда он был маленький, такое забавно-симпатичное чувство, вроде того что хочешь сделать пи-пи, но не имеешь возможности; выкупала и сушит, посадив к себе на колени — о, такая забава, такие игры, качать его взад и вперед, взад и вперед, сушить его на своем колене, пока он мучается от желания сделать пи-пи, потом положить его ручку туда, где все мокрое, все липкое и мокрое. Ханна плохая девочка, Ханна сделала пи-пи себе в штанишки. Что угодно, я думаю, могло случиться. Что угодно… Они все лягушки, все учителя лягушки. Квакают, квакают, квакают: "Ку-Ай-Ди, Ку-Ай-Ди" — дурацкая аббревиатура дурацкой фразы "что и требовалось доказать". Кому требовалось? Алгебра — куча вздора. Надо сосредоточиться…

— …ибо его кристальная работа демонстрирует ошибочность алгебраических и геометрических теорий, идущих от Эвклида и Пифагора, нечто, на что никто еще не отваживался, или действительно он обладает гениальной интуитивностью, раз дошел до такой… до такого… Мы удостаиваем Александра Сондорпфа наивысшего почета, каким мы только можем его удостоить: мы удостаиваем его первой докторской степени в школе Сондорпфианской математики, в школе, система которой заменит впредь все известные предшествующие системы…

На колени же, собаки! Все вы, учителя новоявленного ниспровергателя алгебраических и геометрических систем, должны быть казнены на рассвете.

— Сондор-пфф! Сондор-пфф! — неприятно брызжа слюной прямо ему в лицо, напирая на концовку его имени, преувеличенно выговаривая это "пфф", не то плюясь, не то дуя… Звук этого "пфф" и заставил мальчика очнуться и осознать, что над ним нависает учитель. — У тебя на коленях, Сондор-пфф, у тебя на коленях… Не прячь, я вижу! Ты там держишь свою тетрадь. Позволь нам всем взглянуть на нее. Всем и каждому!

Тетрадь Александра содержит все доказательства того, что владельцу тетради на все наплевать. Страницы, на которых он должен был решить алгебраическую задачу, сплошь покрыты странными каракулями, узорами и чернильными кляксами с пририсованными к ним ножками. Торжествующе демонстрируя позорные страницы, чтобы весь класс мог полюбоваться, учитель изрек:

— Вот каким образом Сондор-пфф решает задачи.

Издевательский смех класса единодушен. Повернувшись к Александру, учитель с тяжелым сарказмом вещает:

— Поскольку не все из нас достигли таких успехов, каких достиг ты, возможно, ты поделишься с нами? Объясни нам, Сондор-пфф, что все это значит?

То, как учитель напирает на "пфф", делает звучание имени невероятно комичным и вознаграждается дружным хихиканьем всего остального класса.