— И сам не звони больше. Когда надо будет, я позвоню. Матери хоть привет передашь?
— Да, передавай ей.
— Бестолковый блудный сын, — проворчало в трубке. — Ну все. Свекру тоже передай там от меня что полагается.
— Пап, пап, подожди. Я тебя хотел спросить.
— О чем еще?
— О прадедушке.
— О ком?
— Твой отец хоть что-нибудь знал о своих родителях?
— Что это тебя родословная заинтересовала?
— Так ведь не модно уже быть безродным космополитом. Нужны корни, желательно потомственно-дворянские. На худой конец купеческие, первой гильдии. А у меня единственный шанс обрести дворянство — твой дедушка.
— Вижу, с шутками у тебя по-прежнему. Хотя эта вроде не так глупа. Дед был родом из Ярославля. Старинный купеческий город. Так что совсем не исключено. Но его усыновили в семь лет. Он не любил об этом говорить. Его мать как-то страшно погибла у него на глазах, отца плохо помнил. Вроде был военный, домой приезжал редко.
— А фамилия у деда от приемных родителей?
— Нет, Шергин — от настоящих. Это единственное, что он крепко помнил, после того как погибла мать. Носить другую фамилию не захотел.
— В каком году это было?
— Родился он в одиннадцатом, значит, семь было в восемнадцатом.
Подумав, Федор сказал:
— Летом восемнадцатого в Ярославле и Рыбинске прошли антисоветские мятежи. Большевики в ответ устроили там резню.
— Ну вот тебе и ответ, — медленно произнес отец. — Деда в тридцать пятом арестовали, двадцать лет в лагерях сидел. Вышел, женился.
После этого разговора Федор долго не мог успокоиться, ходил по дому мрачный, как зверь по клетке.
— Не мельтеши, Федька, — не стерпел дед Филимон, читавший газету «Алтайский коммерсантъ». — Басурману спать не даешь. Чего мутный такой?
— Так, — ответил Федор, — размышляю о роли мистики в жизни человека.
— Ну, на это я тебе вот что скажу. — Дед сложил газету и снял очки. — Ты бы бросил это занятие. Потому как у энтой мистики одна задача — доводить человека до психбольницы.
— Вот это я и пытаюсь как раз понять — куда она меня заведет.
Слишком очевидным для него становилось день ото дня противоборство мистических стихий, столкнувшихся в той точке жизненного пространства, которое носило имя Федор Шергин. Разумеется, о совпадениях и случайностях, даже тех, что превращаются в закономерность, речь давно уже не шла. Вопрос стоял по-другому — почему все эти неслучайности последнего времени тянули его, будто две спортивные команды, перетягивающие канат, в разные стороны. Одна команда притащила его в Золотые горы и всячески подбивает на некие действия и разыскания, интригуя собственной же семейной историей. Другая противилась этому, пыталась запутать или запугать его при помощи местного фольклора и злых духов. Сказать, что ему нравится быть безучастным свидетелем перетягивания себя, Федор не мог. Вероятно, подумал он, можно попробовать сделаться свидетелем небезучастным. Эта мысль сперва показалась ему странной, а затем бессмысленной. Ведь, если уж на то пошло, мистическим стихиям вовсе незачем всякий раз предупреждать его о своем вмешательстве, и тщетно было бы отделять личные порывы от скрытых воздействий со стороны. Тем более когда то и другое совпадает.
В этом Федор окончательно убедился на следующий день, когда ему сделали интересное предложение, от которого он при всем желании не смог бы отказаться. На пыльной улице поселка рядом с ним притормозил темно-серый джип, из окна высунулось приветливо ухмыляющееся лицо попутчика в черных очках.
— А мы с вами, оказывается, снова соседи, Федор Михалыч не Достоевский.
— Наслышан, — лаконично отозвался Федор и почему-то подумал, что для самого Евгения Петровича это соседство не было такой уж неожиданностью.
— Прокатиться не хотите? — попутчик спустил очки на кончик носа и добавил заговорщицки: — Есть дело.
— Ловись, рыбка, большая и маленькая? — спросил Федор, не убавляя шага.
— Что-то вроде. Так, что, хороший заработок вас не интересует? Предупреждаю — очень хороший.
— Что нужно делать? — поразмыслив, спросил Федор.
— Всего лишь прогуляться в горы на несколько дней.
Федор подумал еще немного и выставил встречное предложение:
— Я буду иметь с вами дело только в том случае, если вы оставите в покое ту девушку, к которой приставали вчера.
— Ах, вот оно что! — со смехом сказал Евгений Петрович. — То-то я думал, что это вы смотрели на меня с таким зверским выражением. Уверяю вас, у меня нет на эту барышню никаких видов.
— Рассказывайте, — не поверил Федор.
— Да сядьте вы наконец в машину. На нас уже глазеют со всех сторон.
Федор продолжал идти по улице.
— Ну хорошо, обещаю. Я оставлю ее в покое.
Федор открыл дверцу и с непроницаемым видом поместился на заднем сиденье.
— Тем более что мне это ничего не стоит, — добавил Евгений Петрович, выруливая на соседнюю улицу. — Неужели вы еще не поняли, что она ведьма?
— Кто? — тупо спросил Федор.
— Ваша милая недотрога Аглая.
— А откуда вам известно, что она недотрога? — хмуро осведомился Федор. — Вы что, пытались?..