Утро выдалось тихим и ластилось, как котенок. Солнце мягко подогревало спину, от кромки лиственного леса доносилась нежно-серебристая птичья акапелла. В воздухе носился аромат поздних цветов, а земля исходила прозрачным туманом, который окутывал все таинственным флером.
– Это здесь.
Аглая остановила лошадь и спешилась.
Федор не слишком ловко, как тяжелый толстый шмель, приземлился на одну ногу.
– Может, скажешь?
– Увидишь сам. Рассказывать бессмысленно.
– Ох уж мне эти туземные тайны, – недовольно отозвался он.
Аглая привязала лошадей к одинокой голубой ели и направилась в сторону ручья, прыгающего по камням на склоне. На пригорке он образовывал крошечный водопад, разлетавшийся цветными брызгами. Федор нагнулся к воде, чтобы напиться, а когда выпрямился, Аглаи не было.
– Эй! Что за шутки? – крикнул он.
Ее сосредоточенная физиономия вынырнула из какой-то щели за водопадом. Аглая приложила палец к губам.
– Тс-с. Иди за мной.
– Ну и кого из нас, спрашивается, больше влечет мистика? – пробормотал Федор, протискиваясь в вертикально вытянутую узкую дыру.
Здесь было темно и душно. Аглая включила фонарик и пошла вперед по расширяющейся пещере.
– Пахнет дохлыми мышами, – поморщился Федор.
Аглая остановилась.
– Что? – спросил он.
– Смотри.
Луч фонарика бегал зигзагами по груде блестящего хлама. Постепенно до Федора дошло, что груда имеет правильные геометрические очертания и сложена из отдельных пирамидальных брусков, отливавших рыжим блеском.
– Что это?
– Золото Бернгарта, – спокойно ответила Аглая.
Федор тяжело сглотнул и вцепился ей в плечо.
– Не подходи.
Но она и без того не двигалась с места.
– Надо сдать его государству, – предложила Аглая.
– Государству от этого пользы не прибудет. – Федора одолевали неприятные мысли.
– Рано или поздно кто-нибудь еще найдет его.
– Найдет, – согласился он и ненатурально оживленным голосом спросил: – Ну что, Аглая Бернгартовна, как делить будем – по правде или по справедливости?
– По правде, – ответила она, даже не улыбнувшись.
– Верно. Справедливость – дело темное. Пошли отсюда.
Федор забрал фонарь и подтолкнул Аглаю к выходу.
– Как у нас справедливость искать начинают, – объяснил он по пути, – так друг дружке лбы бьют и морды дерут. А потом за топоры берутся, на тачанки садятся и подковы на каблуки насаживают.
– И в Беловодье ходят, – добавила Аглая.
Они вылезли наружу и побрели к лошадям.
– Знаешь, эта история про Беловодье начинает мне нравится, – после раздумья поделился Федор. – Она засверкала новыми гранями.
– Вот уж не предполагала, что у нее могут быть новые грани, – удивилась Аглая.
– Просто у тебя замылился глаз. Ты ведь не будешь отрицать очевидное?
– И что тебе очевидно?
– Да то, что на пути у Беловодья стоит Царь-гора.
– Ах это, – небрежно сказала Аглая, взлетая на своего жеребца. – Этой новой грани много сотен лет.
– Неужели. – Федор невозмутимо двинул бровью и тоже одним махом оседлал лошадь.
Аглая одобрительно дернула уголком губ и ударила по крупу коня каблуками.
4
Полночь тянулась вязко и долго. Шергин отчетливо слышал тиканье и несколько раз взглядывал на старинные часы с кукушкой. Однако длинная стрелка не двигалась с места, будто заснула на цифре двенадцать. Он хотел спросить священника, что с часами, но усть-чегеньский батюшка, усмехнувшись в жидкую козлиную бороду, понял его без слов.
– Это, видите ли, весьма умные часы, немало видавшие на своем долгом веку. Они чувствуют настоящее время.
– Какое настоящее? – подавленно спросил Шергин, ощущая себя разбитым и навсегда уставшим.
– То, которое сейчас в России остановилось. Время метафизическое. Долгая полночь, безвременье. Боюсь, как бы эти странные люди, называющие себя большевиками, вернувшись, не арестовали мои часы за контрреволюцию, – пошутил отец Илья и долил себе чаю из остывающего самовара.
– Вы боитесь только за часы?
– Часы безответны, человек же предстанет пред Господом и дела его будут взвешены… Что же тут бояться? Его несправедливости? – Священник с шумом и удовольствием втянул в себя чай. – Ответил я на ваше недоумение?
– Мое недоумение простирается слишком далеко, батюшка. В последние дни я пережил многое, мне даже казалось, что я нашел ответы на все свои вопросы. Но вот опять я перед разбитым корытом. Меня мучают сомнения…
– Они мучают вас оттого, что ответы действительно найдены, – благодушно ответил священник. – Уверен, вам это не показалось.
– Мне бы вашу уверенность…
– Извольте, поделюсь.
Шергин посмотрел на него долгим, затуманенным взглядом.
– Что же, в самом деле…
– Ну-ну, решайтесь. Быть может, вам не представится больше такой возможности.
– Может быть… – Шергин импульсивно встал и, пройдясь, поворотился к стене с часами, заложил руки за спину. – Я, понимаете ли, батюшка, монархист до мозга костей…
– Это не преступление, – покачал головой священник, – сие весьма достойный образ мыслей.
– Тогда ответьте мне, – Шергин порывисто развернулся, – почему государь, зная, что ждет Россию, – а он знал это, ему было передано, – почему он совершал ошибку за ошибкой? Почему не сумел предотвратить все это?