Царь-гора

– Заблудились, – уныло сказал Федька, садясь на валун. – А говорил, тыщу раз ходил! Нет тут никаких пещер. Ты, может, просто наврал.

– Ну ты, малявка! – вскипел Санек. – За панику знаешь, что полагается? Расстрел на месте.

Он достал из-за пояса водяной пистолет и выстрелил в Федьку. Тот жадно поймал ртом несколько капель.

– Ты убит, – сказал Санек.

– Нет, не убит, – недовольно возразил Федька. – Я не хочу больше искать пещеры.

– А там что? – подала голос Аглая, тыча пальцем вперед.

Мальчишки повернули головы, всмотрелись сквозь зримо движущийся раскаленный воздух.

– Черные камни какие-то, – сказал Санек.

– Это мираж, – убежденно заспорил Федька.

– Пойдем глянем.

Приблизившись к странному месту, они увидели черную обгоревшую землю и опаленный ствол дерева посреди нее.

Санек остановился первым, не дойдя до выжженного круга. Из-за него выглядывала напуганная Аглая. Федька с круглыми глазами продолжал идти вперед. Горелая поляна притягивала словно магнитом. Будто неслышно звала к себе, как в сказках зовет яблоня попробовать яблочко и печка отведать пирожка. Федька чувствовал в этой поляне страшную тайну, перед которой блекли все пещеры с их несметными сокровищами. Он медленно дошел до самой границы черной земли и остановился, переводя дух. Всего один шаг отделял его от того, что скрывала в себе поляна с черной березой.

Федька оторвал ногу от земли, в тот же момент кто-то схватил его и отбросил назад. Санек репьем вцепился в него, оттаскивая прочь, и орал дурным голосом, как заведенный:

– Не ходи туда! Не ходи туда! Не ходи туда!..

Федька, ничего не понимая, молча брыкался, но отделаться от Санька не получалось. В стороне громко ревела Аглая.

К поселку они вернулись под вечер. Их искали с фонарями, оглашая степь криками. Санька отец наградил крепкой затрещиной и поволок в дом пороть. Федька отделался пощечиной, полученной от матери. Аглая, еле передвигавшая ногами, заснула на руках у первого встретившегося им взрослого.

Никто и никогда не узнал о том, что они видели в степи.

…Когда горелая поляна исчезла позади из вида, Федька, шаркая ногами по траве, мрачно спросил:

– Ты чего меня не пустил? Забоялся?

– Дурак, – так же угрюмо ответил Санек. – Ты бы там пропал. Это плохое место.

– Чем плохое?

– Там живут злые человечки, – тихо проговорила Аглая, утирая ладонью грязное от пыли и слез лицо.

– Плохое место, – твердил Санек. – Там пропадают. Эта поляна все время в разных местах появляется. Она бродячая.

Федька подумал и спросил:

– А до Москвы она может добраться?

– Может.

Еще немного помолчав, Федька сказал:

– В Москве много людей пропадает. А куда они пропадают?

– Под землю проваливаются, – прошептала Аглая, но ее никто не услышал.

* * *

– Я вспомнил, – сказал Федор. – Так эта малявка в желтом платье была ты?

– А тот мальчишка, которого поманила горелая береза, был ты.

Они повернули в сторону от реки, направляясь к самому высокому холму. Его каменистые склоны, оголенные, с редкими кустиками травы, местами совершенно отвесные казались изъязвленными стригущим лишаем. В тени скал лепились группками низкорослые и тонкоствольные сосны.

– А наш Сусанин? – с усмешкой спросил Федор. – Санька, кажется. Где он теперь?

– Его убили в Дагестане семь лет назад. Он попал в плен, и ему отрезали голову…

Федор внутренне одеревенел, задумавшись о темной стороне жизни, на которую раньше ему не приходило в голову обращать внимание. Он, конечно, знал о ее существовании и даже сам недавно подошел к ней слишком близко, но все же не имел достаточного представления о том высоком трагизме, который придает этой темной стороне жизни отблеск некой светлой красоты и гармонии. Между тем в голосе Аглаи прозвучало нечто столь простое и трогающее душу, что Федор почувствовал себя, может быть, безосновательно причастным к этой возвышающей человека светлой гармонии.

– Тот смуглокожий народ из легенды, который скрылся под землю, – продолжила она рассказ, – был знаком с тайной силой. Они умели ходить через огонь, видеть сквозь землю – руду, драгоценные камни, владели магическими знаниями. Так старики передают. А когда они уходили, то оставили секретные ходы, через которые можно было попасть к ним.

– Милая Аглая, – снисходительно произнес Федор, – я надеюсь, сейчас не прозвучит утверждение, что эта чертова поляна с горелой березой – один из тайных ходов?

– Ты спрашивал – я рассказала, – уклончиво ответила она.

– Я понимаю. Это-то меня и беспокоит. С тех пор как моя нога ступила на эту трижды благословенную землю, – Федор воздел руки к солнцу, – я просто купаюсь в атмосфере первобытного мистицизма. Но мне бы не хотелось, чтобы и вы… то есть ты… – он запнулся, глядя на нее.

– Что – я? – спросила Аглая.

Она шла вдоль скалы, ведя по камню рукой, и из-под ладони выскальзывали рисунки, которые несли в себе столько первобытного мистицизма, что Федор на миг растерялся. Древние пиктограммы, за века въевшиеся в плоть скалы, изображали какой-то языческой ритуал.