Царь Горы, или Тайна Кира Великого

Вестница ночи, тень, быстро всползала, поднималась в рост по сторожевой башне, а над ней, в лучах Феба, уже не доступных простым земнородным тварям, парил и нежился златокрылый орел.

Сорок лет тому назад один из первых весенних вечеров начинался так же. Я был немного пьян -- в ту меру, когда еще можешь пустить гальку по воде не меньше, чем на десять скачков, -- и здесь, на краю пристани, стоял и смотрел, как колесница Феба исчезает в дымке эгейских вод. Точно такая же перистая полоска тянулась по небосклону, и море было таким же спокойным. И тогда мне тоже послышался странный оклик. И, обернувшись, я увидел над крепостной башней большую вещую птицу. То была очень хорошая примета. Сердце мое тогда сильно забилось, ведь судьба готовила мне царский подарок и много лет жизни, чтобы такой большой и дорогой подарок смог вместиться в нее.

Вечер повторился, и хороших примет в нем хватало, но теперь не хватало меня самого -- моей молодости, моих сил и здоровья. Я не верил, что может повториться жизнь.

Как любит говаривать мой старый друг Гераклит, с которым мы часто сиживаем в нашей любимой таверне “У Цирцеи”, что неподалеку от Северных ворот:

-- Нельзя войти дважды в одну и ту же реку.

Осмелюсь добавить:

-- ...и нельзя войти дважды в одну и ту же судьбу.

Но сердце мое взволнованно колотилось. Теперь, вернее, гремело со скрипом, как старое мельничное колесо в половодье. Я глядел на орла, удивленный волей богов, пока меня не окликнули вновь -- звонким отроческим голоском и на эллинском наречии:

-- Господин! Гоподин!

С бурдюком вина ко мне мчался из города мой раб, мальчишка-фракиец, которого недавно -- уж никак не сорок лет тому назад -- я послал в таверну.

-- Господин! Там тебя спрашивал какой-то человек! -- выпалил мой мальчишка, подскочив ко мне и чуть не задохнувшись.-- Он сказал, что будет ждать тебя в “Золотой Сети”. Чужестранец.

-- Каков из себя? -- спросил я, недоумевая.

Мальчишка засунул бурдюк между ног, растопырил пальцы и провел руками перед собой сверху вниз, показывая знатный вид и богатство одежд:

-- Он весь такой. И чуток шепелявит.

“Варвар,-- решил я.-- Что ж, дареному коню в зубы не смотрят. Будь рад и такому собеседнику. Немного их тебе осталось.” И велел:

-- Веди меня к нему, Сартак.

Мальчишка служил мне не только “походным обозом”, но и -- живым посохом. Левую ногу я потерял в битве со скифами. Вместо нее меня подпирает крепкая колонна из эктабанского кипариса с маленькой резной капителью в виде бычьих голов.

У ворот торговцы поприветствовали старика и велели рабам расступиться. Мы стали протискиваться между тюков, и по запаху я определил персидские ткани. Все в этот вечер тревожило мою душу, поднимало волны дорогих воспоминаний.

Людей на улицах было еще немало. Многие любят обращаться ко мне с незначащими вопросами, а потом хвалиться домашним: ”Сегодня я беседовал с Кратоном, ведь он друг Гераклита и знал самого Царя царей”. Я всем отвечаю приветливо и никем не брезгую, а потому переход к “Золотой Сети” занял не меньше пяти пехотных парасангов*. “Этот посланец чужих богов должен быть терпелив”,-- думал я.

Еще за два угла до таверны показались слуги ее хозяина. С радостными возгласами они бросились навстречу и, подхватив меня на руки, понесли по знакомой дороге. Едва мы достигли таверны, как из нее выскочил и сам хозяин, Силк.

-- Кратон! -- с волнением обратился он ко мне.-- У меня первый раз такой богач! Он за жареное седло заплатил целый дарик!

Силк раскрыл кулак, и у него на ладони засветилась золотая лужица. Это была монета, недавно введенная царем персов Дарием Первым. Одной такой монеты хватило бы на месячный наем гоплита* с полным вооружением.

-- Я не верю своим глазам! -- воскликнул Силк и, спрятав монету, сказал: Он ищет Кратона Милетянина! Я спросил, кто отец этого Кратона, ведь у нас в городе не один Кратон. А он сказал, что не знает, кто твой отец, но ищет того из них, который был слугой Пастыря.

И тогда я понял, что мои стариковские глаза все же не обманули меня и орел -- орел великих Ахеменидов -- появился у меня над правым плечом неспроста.

Чужеземец сидел за отдельным столом, у самого очага. Его богатое персидское одеяние темно-синего цвета с золотым шитьем отбрасывало блики, словно спокойное море в ясный полдень.

Силк сам вызвался быть моей опорой, довел меня до стола и, подходя к гостю, все кланялся, так что меня качало из сторон в сторону, как в лодке.

Когда я сел за стол, мы посмотрели друг в другу в глаза. Несомненно, передо мной был перс: прямое лицо, светло-серые глаза и золотистые волосы. Однако не черты его, а скорее движения рук, плеч и торса (а затем, как я приметил, и манера есть) выдавали в нем примесь скифских кровей. На вид можно было дать ему немногим больше тридцати лет. Он обратился ко мне на арамейском:

-- Итак, ты -- Кратон. Здравствуй!

-- И я желаю чужестранцу здоровья и спокойных дорог,-- с осторожностью ответил я.-- Но имени его не знаю.

-- Мое имя ничего не скажет Кратону, слуге самого Пастыря,-- с улыбкой сказал незнакомец.