Царь и царица

Когда в последний месяц царствования к ней обратились с личными письмами некоторые члены петербургского общества, умоляя ее, ради спасения Poccии от гибели, перестать вмешиваться в дела государственного управления, она пришла в такое возмущение, что потребовала немедленного принятия репрессивных мер против этих лиц. Одного из них, а именно, Н. П. Балашова, носившего звание первого чина двора, она желала даже сослать в Сибирь и лицам ее окружающим, которые понимали всю невозможность {69} подобной расправы, стоило большого труда убедить Государыню не настаивать на этом. Другой автор такого же письма к Императрице, жена члена Государственного Совета, кн. Б. А. Васильчикова, была таки выслана из столицы в свое имение в Новгородской губернии с воспрещением выезда из него. В результате мера эта вызвала возмущение со стороны лиц, наиболее консервативного, определенно монархического образа мыслей и демонстративное посещение четы Васильчиковых всеми членами Государственного Совета.

Всего ярче выступает отношение Александры Феодоровны к обществу в переписке ее с королевой Викторией. Английская королева, узнав о том, что молодая русская Царица не завоевала симпатий петербургского общества, писала ей приблизительно следующее: "нет более трудного ремесла, нежели наше царское ремесло. Я царствую более сорока лет, царствую в моей родной стране, которую знаю с детства, и, тем не менее, каждый день я раздумываю над тем, что мне надо сделать, чтобы сохранить и укрепить любовь ко мне моих соотечественников. Каково же твое положение и сколь оно безмерно труднее! Ты находишься в чужой стране, в стране, тебе совершенно незнакомой, где быт, умственное настроение и самые люди тебе совершенно чужды, и все же твоя первейшая обязанность - завоевать любовь и уважение".

На это письмо Александра Феодоровна, будто бы, отвечала: "Вы ошибаетесь, дорогая бабушка, Россия не Англия. Здесь нам нет надобности прилагать какие-либо старания для завоевания любви народа. Русский народ почитает своих царей за божество, от которого исходят все милости и все блага. Что же касается петербургского {70} общества, то это величина, которой можно вполне пренебречь".

"Мнение лиц, составляющих это общество и их зубоскальство не имеют никакого значенья. Зубоскальство - их природная особенность, и с ней также тщетно бороться, как напрасно придавать ей какое либо значение".

Я, конечно, не ручаюсь за достоверность приведенных писем, но во всяком случае они ходили в Петербурге по рукам и, разумеется, не способствовали установлению добрых отношений между молодой Царицей и тем единственным внешним миром, с которым она входила в непосредственное соприкосновение.

Досужая болтовня великосветского, посещавшегося всеми великими князьями, Яхт-Клуба, - этого центра столичных политических и светских сплетен, где перемывали косточки всех и каждого и где не щадили и Императрицы, действительно, не заслуживала со стороны Императрицы иного отношения. Распространение по городу неблагоприятных для Государыни рассказов впоследствии способствовали, удаленные от двора из-за их борьбы с влиянием Распутина, кн. В. Н. Орлов и С. И. Тютчева. Отнюдь не желая нанести ущерб Царской семье, они, однако, своими рассказами о близости Распутина к Царице и о том влиянии, которым он у нее пользуется, существенно содействовали укреплению почти неприязненного отношения к Государыне, не только петербургского, но уже и московского общества, (к коему принадлежала С. И. Тютчева). Переходя из уст в уста, рассказы их, естественно, извращались и, наконец, приобретали совершенно невозможный характер.

Между тем, то, что говорилось в высшем обществе, постепенно передавалось в другие {71} общественные круги обеих столиц, а, затем, через лакейские и дворницкие, уснащенное и облепленное грязью, переходило в народные низы, где производило уже определенно революционную работу.

Провинция, стоявшая неизмеримо дальше от всех столичных пересудов, заражалась ими в меньшей степени, по крайней мере, в народной массе, и потому естественно, что там каждое появление Царицы вызывало по-прежнему бурю народного восторга.

Изоляция от внешнего мира, в которой жила Царская чета, отчасти вследствие того, что она избрала своим постоянным местом пребывания не самую столицу, а пригород, способствовала развитию неблагоприятных слухов.

До Александра III русские Государи состояли в личных тесных отношениях со своими ближайшими сотрудниками, и, тем более с лицами своей свиты, а вообще почти со всем офицерским составом гвардии. Они знали их всех в лицо и благодаря наследственной способности членов Дома Романовых запоминать всех, хотя бы однажды им представленных, безошибочно называли каждого по его фамилии.

Прежде довольно значительный круг лиц нередко приглашался к царскому столу, причем после обеда Государи принимали близкое участие в происходившей общей непринужденной беседе. С момента воцарения Александра III положение это резко изменилось.