Царь и царица

Убедившись, в особенности за последние годы царствования Александра II, в пагубности того влияния, которое оказывала на Государя непрестанная борьба около престола разнообразных и противоречивых течений, приводившая к неустойчивости и отсутствию последовательности в {72} государственной политике, Александр III, едва ли не сознательно, удалился из столицы, рассчитывая в тишине Гатчины освободиться от той тучи сплетен, пересудов и противоречивых мнений, которые, в конечном результате, не могли не оказать влияния на его отношение как к отдельным, поставленным им у власти, лицам, так и к проводимой им политике.

Окруженный несколькими близкими друзьями, как то: Воронцовым, Черевниным, Рихтером и кн. В. Оболенским, которым он отнюдь не дозволял вмешиваться в государственные вопросы и даже говорить о них, Александр III действительно оградил себя от интриг, могущих его свернуть с твердо начертанного им пути. Но это породило другое зло - отчужденность от общества, отчужденность от жизни и незнакомство с новыми, выдвигавшимися ею запросами и настроениями.

Существование в заколдованном кругу, куда лишь с трудом и смутно проникают те течения мысли, которые в данное время захватывают и направляют народную волю, для монарха столь же опасно, как постоянное выслушивание городских сплетен и выдерживание перекрестного огня неизменно плетущихся вокруг него интриг.

Но таково положение всех царствующих: либо полная отчужденность, либо невольное впитывание в себя множества разнообразных нашептываний к подсказываний, разобраться в коих тем более трудно, что в правдивости и в личном бескорыстии различных сообщений и указаний монарх никогда не может быть уверен.

Приведу по этому поводу мнение великой княгини Елисаветы Феодоровны об окружении Николая II и его супруги. На слова одного видного судебного деятеля, выразившего сожаление, что {73} Государь не видит никого, кроме его ближайшего окружения и что, если ему неудобно общаться с парламентариями, то он мог бы все же видеть людей из мира литературного, художественного и научного, великая княгиня с живостью ответила :

"А почему же не парламентариев? Ведь, при нынешней обстановке, достаточно прожить один год при дворе, чтобы утратить всякую веру в людей".

В первые годы своего замужества Императрица Александра Феодоровна сознавала весь вред этого одиночества. Так, в одном опубликованном письме к своей немецкой приятельнице, графине Рантцау, она, говоря о том, что ее муж молод и неопытен, добавляет с явным неудовольствием: "его окружают тесной толпой родичи - великие князья и великие княгини".

Впрочем, существовавший с давних пор при дворе обычай собирать по воскресеньям за царским столом на так называемых фамильных обедах всех членов царствующей династии был нарушен. Но это лишь уменьшило, если не упразднило совершенно, возможность для Царя и Царицы услышать свободный, независимый голос людей. Дело в том, что если общих семейных собраний не было, то отдельные члены Императорской фамилии зато весьма часто принимались Царской четой, в особенности же великий князь Сергей Александрович, женатый на сестре Государыни, и великий князь Александр Михайлович, женатый на сестре Государя, - оба весьма честолюбивые.

Ограничение близкого общения с людьми семейным и придворным кругами не оградило, однако, Николая II от слухов, сплетен и интриг. Не только придворные, но и большинство членов Императорской фамилии не довольствовались {74} своим общественным положением. Властолюбие и честолюбие были развиты в их среде в степени чрезвычайной, и захватить влияние на Царя, проникнуть к широкой власти многие из них стремились безудержно. Это вело к бесконечным интригам и соревнование между ними, переходившему порой в зависть и взаимную вражду. Каждый, преследуя свою цель, при этом передавал Царю и Царице в соответствующем освещении не только события, совершавшиеся в стране, по также поступки и намерения своего противника.

Александра Феодоровна сознавала это, а поэтому понятно желание ее вырваться из заколдованного круга придворной жизни, придти к непосредственному соприкосновению с народной массой и там узнать ту правду, которую среди ближайшего окружения, она понимала, искать было тщетно. Одна из существенных причин ее расположения к Распутину состояла именно в том, что она почитала его за выразителя народной мысли.

Изолированность Государя приводила еще к тому, что с преобладающим большинством избранных им министров он сколько-нибудь близко знакомился лишь после их назначения. Той среды, того слоя, из которых они черпались, он совершенно не знал, а потому, естественно, что при выборе своем он останавливался либо на лице, случайно его прельстившем в кратковременной беседе, либо на указаниях все тех же окружавших его немногочисленных приближенных, преимущественно, весьма порядочного, но ограниченного министра Императорского двора, гр. Фредерикса, неизменно рекомендовавшего на любую должность бывших офицеров Л.-Гв. Конного полка, коим он некогда командовал.

{75}

7.