Царь Иисус

Надо сказать и о том, что произошло вчера утром в базилике и что мы уже с вами обсуждали. Признаю, я отнесся к происшедшему с меньшей серьезностью, чем оно заслуживало, к тому же не могу не пожалеть, что мой сын, главный архивариус, и начальник Храмовой стражи не сумели обуздать дерзкого во Дворе язычников. Как бы то ни было, теперь он под стражей, и, надеюсь, нам будет нетрудно приговорить его к бичеванию за невиданное нарушение порядка в городе. Если же мой почтенный отец Анна или кто другой из вас считает, что мы должны назначить ему более тяжкое наказание, я буду последним, кто сие оспорит.

Один из старейшин поднялся с места и спросил, не было ли в базилике убитых.

— Нет, судя по нашим сведениям. Лишь Фалеронг глава гильдии менял, пострадал, да еще сегодня один из учеников узника, когда его брали под стражу, напал на нашего доносителя. Алебардщик-левит защитил его, но сам лишился уха. Нападавшему удалось в суматохе скрыться.

— Был ли узник вооружен?

— Нет. Мы не нашли у него оружия.

— Ладно, пусть его еще раз обыщут, — проворчал Анна. — Накануне Пасхи всегда очень устаешь, и мне хочется как можно быстрее вернуться в постель.

— Приведите узника, — приказал Каиафа. Тотчас вошел Иисус в сопровождении безоружного стражника, проводившего его на свидетельское место.

— Ты Иисус из Назарета?

— Из Вифлеема.

— Ты говоришь о Вифлееме Галилейском?

— Нет, о Вифлееме-Ефрафе.

— Думаю, так оно и есть, — торопливо подтвердил главный архивариус. — К тому же это не имеет значения.

Чиновник зачитал первое обвинение:

— Иисус из Назарета, ты обвиняешься в нарушении порядка, в полдень двенадцатого дня месяца Нисан, в подговаривании толпы переворачивать столы менял, а также отпускать на волю голубей и баранов в базилике царя Ирода. Ты обвиняешься в нанесении оскорблений, а также в избиении плеткой Фалерона, отчего несчастный меняла пребывает в тяжелом состоянии.

Каиафа спросил:

— Ты признаешь себя виновным?

— Я видел мезузу на двери в эту комнату.

От злости кровь бросилась в лицо Каиафе. Иисус напомнил ему, что, хотя он и первосвященник, суд, который он созвал, ничего не значит в глазах любого благочестивого еврея.

Каиафа повторил вопрос:

— Ты признаешь себя виновным? Иисус не ответил.

— Он ведь из Галилеи, а не из Иудеи. Галилейские разбойники всегда молчат.

Позвали трех свидетелей, которые подтвердили участие Иисуса в беспорядках в базилике, и суд признал его виновным в нанесении ущерба имуществу торговцев и, благодаря небольшому перевесу голосов, невиновным в подстрекательстве к убийству.

Второе обвинение, будто Иисус подстрекал учеников бить алебардщика Малха, состоящего на службе у первосвященника, при исполнении его обязанностей, хотя Иисус не произнес ни слова, было отклонено. Сам Малх, явившийся с перевязанной головой, свидетельствовал, что ему не в чем обвинить Иисуса. Он даже сказал:

— Этот человек, Иисус, был очень огорчен. Он прикоснулся к моему уху и прошептал какие-то слова, которые я не разобрал.

— Как ты думаешь, Малх, зачем он это сделал?

— Он хотел исцелить меня.

— В самом деле? Ну и как, удачно?

— Оно сразу перестало болеть, а теперь хорошо заживает, как говорит лекарь. Он еще говорит, что у меня необыкновенная кожа, так она быстро срастается.

— Досточтимый отец, — сказал Каиафа Анне, — с твоего согласия я предлагаю не торопиться с самым главным обвинением в осквернении трона Мессии.

— Хорошо.

Следующее обвинение касалось речей Иисуса. Можно ли считать их подстрекательскими? Первые трое-четверо из вызванных свидетелей подтвердили, что он прославлял царя Давида и царя Соломона в несколько необычных выражениях и призывал своих слушателей быть достойными отцов. Один вспомнил еще, как Иисус сказал, чтоб не платили Богу цезаревым и цезарю — Боговым, однако и Каиафа, и Анна вынуждены были признать, что, какой бы смысл ни был заложен в этих словах, в них самих не было ничего противозаконного.

Еще один свидетель заявил, будто в прошлую Пасху Иисус сказал во Дворе язычников: мол, разрушьте Храм, а я в три дня возведу колдовством другой, еще лучше этого.

Тут не выдержал вызванный свидетелем и дожидавшийся своей очереди Иуда. Не мешкая, он стал на свидетельское место и рассказал, как все было на самом деле:

— Разрушьте Храм сей, а я с Божией помощью построю Ему достойную обитель в три дня, ведь ваш слуга — плотник. Израиль был велик, когда поклонялись Богу, обитавшему в ковчеге из акации.

Из слов Иуды было ясно, что Иисус не собирался колдовать, тем более, что, не называя саддукеев, он восхвалял именно их, и Каиафа вынужден был признать недоказуемость обвинения из-за противоречивых показаний свидетелей. Он решил уже перейти к последнему пункту, но в зал вошел со срочным известием стражник.

— Секретарь господина прокуратора желает видеть господина первосвященника.