Царь Иоанн Грозный

На советах Юрий сидел молча, громко, тяжело дышал, а то и просто сопел, особенно если попадал сюда после сытной трапезы. А иногда засыпал и так оставался до той минуты, пока его не будили и объявляли, что время идти в свои покои. Чаще же всего, получив обычное оповещение, «что государь великий и братец на совет его просит, милостью своей жалует», Юрий по научению ближнего боярина отвечал:

– Благодарю на милости брата, государя моего великого. Недужен я нынче. Неспособно мне на совет идти…

И оставался он у себя, проводя время или в забавах со своими многочисленными шутами, дураками, карлами и учеными животными, или сидя с женой, княгиней Ульяною, здоровой, недалекой женщиной из не особенно сильного рода князей Палецких.

Ульяна была довольна, что муж ее хотя умом и здоровьем не похвастает, да зато брат государя, великого князя московского… А чего не хватало ей в жизни, – простая, но лукавая, как все русские боярыни того времени, младшая княгиня московская умела находить так, что все оставалось шито да крыто. Пьянство и обжорство утешали Ульяну в ее скуке.

Сейчас Юрий явился на томительное дело, сидит на совете царском не по своей воле.

Конечно, заранее все, сюда пришедшие, знали, о чем будет речь. Недаром свояк, шурин царский, боярин Данила Романыч, брат царицы, в Свяжский Новый городок с большим отрядом послан, со служилыми людьми, с обозом, со снарядом разным воинским.

Войны с Казанью ждали и хотели все на Москве. Сильный это враг, что говорить! Да «по зубам калач», как говорили старики. Повозиться придется, но в победе нет сомненья.

Одно неприятно: упорно толкуют, что юный царь сам в поход собирается. Мало ему царской славы и выгоды, у воевод своих, у старейших бояр хочет славы и добычи отнять… А это многим не по сердцу. И вот на брата царева повлиять постарались, зная, как любит своего больного брата Юрия великий князь Иван.

Пришел Юрий, сел на свое место и слушает. Ему уж втолковали, что и когда делать надо.

С молитвой приступая к делу, царь первый заговорил ко всем собравшимся на совет князьям, воеводам, боярам:

– На Господа Бога, Вседержителя неба и земли, полагаем все надежды свои. Брат-осударь, Юрий, и Володимер, любезный братеник мой, и вы, гости дорогие наши, царевичи, и все бояре, воеводы и советники наши! Слушайте, что скажу вам! По совету отца нашего и молитвенника, митрополита Макария всея Руси, и по вашему слову давно порешено было воевать казанский супротивный юрт, царство агарянское. Сколько терпели мы от них – Бог ведает. На Него полагаюсь и на Пречистую Матерь Его, на Богородицу, и на великих чудотворцев московских. Господь-Человеколюбец ведает то, что тайна для людей. И ничего я теперь иного не помышляю: ни славы воинской, ни прибытков излишних казне моей государской, но только требую покою христианского. А может ли быть тот покой, пока стоит царство казанское? Никогда!

– Никогда! Верно! – сразу отозвались голоса воевод и бояр помоложе, захваченных за живое первыми словами царя.

Только те, что постарше: Никита, Ростовский князь, Шуйские, Хованские, Бельские да Кубенские, кто из ихних тут был, – промолчали, ждут: что-то дальше будет?

Конечно, перенесли наушники царю, что о нем бояре толкуют потихоньку, вот он громко им ответ на это дает. Есть теперь учителя у царя, помимо бояр и князей старинных. Вон Алешка Адашев за спиной, словно мамлюк, стоит. Поп Сильвестр. Да и сам митрополит Макарий. Хоть и к сторонке он жмется, старый хитрец, а многие смекают, кто и попом Сильвестром и наперсником – Алешкой вертит. К чему только добираются они? Бог весть! Очевидно, к ослаблению боярскому, к умалению дружины и к прославлению князя московского. Гнут, чтобы действительно только двое было хозяев: великий князь да патриарх, святитель всея Руси…

Смекают это старые бояре и воеводы и слушают молча, чутко ждут, что дальше будет.

А юный Иван, словно конь горячий, почуявший удар шпоры, после сочувственного говора своих молодых сподвижников начал еще решительней, еще горячей:

– Прямые враги и злодеи Христа распятого – злые казанцы! Ни о чем не помыслят ином, только бы мучить православных рабов церкви Христовой. Ругаются над святым именем Божьим… Церкви оскверняют, иереев муками лютыми жизни лишают. И на всей окрайне московской, которая к Казани глядит, нет ни часу покойного от набегов этих агарян, измаильтян нечестивых! Договоров не знают и знать не хотят… Так мсти же Ты им, Владыко. А я по пророку реку: не нам, не нам, а Имени Твоему славу и одоление дай и ныне, и во веки веков! Аминь!

– Аминь! – набожно отозвались все советники.

– Кто не знает кривды казанской? – продолжал царь. – Нужно ль их обиды и лжи пересказывать?

– Начто, государь? Сами все знаем! – отозвался Владимир Андреевич, нетерпеливо постукивая рукой по столу. – Ты, великий государь, как решил, говори.