Царь Ирод

Если до этого от голода страдали только жители осажденного Иерусалима, то после гибели на корню всего урожая он начался и в стане их противников. Не зная, откуда взять провиант, Арета стал подумывать о том, чтобы снять осаду и вернуться с армией домой. Но в это же самое время римские войска вошли в раздираемую междоусобными войнами Сирию, и таким образом Великий Рим окончательно предъявил претензии на господство над всем Восточным Средиземноморьем.

* * *

Эти драматические события и подвигли Антипатра сделать стратегический выбор, определивший в итоге всю судьбу династии Ирода. Думая о том, как удержать Арету от отступления, Антипатр понял, что во входящем в решительную стадию противостоянии двух великих держав — Рима и Парфии — ни небольшой Иудее, ни ее соседям, кто бы ни стоял у власти, не удастся сохранить независимость. Рано или поздно им придется выбирать, на чьей они стороне, и чем раньше будет сделан такой выбор, тем лучше.

И Антипатр решил сделать ставку на Рим и смиренно просить у римского полководца Марка Эмилия Скавра покровительства и помощи в возвращении на трон Гиркана.

Но, как выяснилось, точно к такому же выводу пришел и царь Аристобул, так что посланцы Аристобула и Гиркана явились к прибывшему в Иудею Скавру почти одновременно. Оба — с щедрыми подношениями и не менее щедрыми посулами в случае, если римлянин примет сторону одного из них.

В итоге Скавр сделал чисто прагматический выбор, позволявший ему и сберечь своих солдат, и неплохо поживиться. Вместо того чтобы оказать Гиркану и Арете помощь в штурме хорошо укрепленного города, он принял от Аристобула в дар 300 талантов и велел Арете снять осаду с Иерусалима. Набатейский царь попытался было воспротивиться, но Скавр пригрозил объявить его «врагом Рима». Это означало только одно: через пару дней у Петры появятся римские легионы, и Арета поспешно пошел на попятную.

Отступление врага, в свою очередь, придало сил Аристобулу. Собрав сторонников, он бросился в погоню за отступающей арабской армией и дал ей решительное сражение у Папирона в долине Иордана. В этой битве армия Гиркана и Ареты потеряла шесть тысяч убитыми, в числе которых был и родной брат Антипатра Филон.

Теперь, казалось, для Антипатра и в самом деле было все кончено. Но Антипатр был из тех людей, которые никогда не смиряются с поражением и продолжают отчаянно добиваться своего, даже если кажется, что у них не осталось никаких шансов. Узнав, что в Дамаск прибыл сам Гней Помпей[20], Антипатр поспешил туда, ненамного опередив прибывшего с богатыми дарами посланца Аристобула Никодима.

Однако, желая подчеркнуть, что де-факто он уже считает Иудею подчиненной Риму, Помпей потребовал, чтобы оба брата лично явились к нему на суд. Аристобул и Гиркан тут же направились в Дамаск, но туда же почти одновременно с ними направилась и «народная делегация», большую часть которой составляли представители иудейской знати и лидеры фарисеев.

Если Гиркан настаивал на своем праве на престол по праву старшинства, а Аристобул пытался убедить Помпея, что брат в отличие от него не способен управлять страной, то «посланцы народа» заявили, что Хасмонеи на самом деле вообще не имеют права на престол. Они так долго и подробно объясняли, что Хасмонеи — священники-коэны, ведущие свой род от брата Моисея Аарона, а царская династия должна происходить от рода царя Давида, который, в свою очередь, ведет род от сына Иуды и внука Иакова Переца, что у Помпея разболелась голова. Тем не менее он понял, что «посланцы» хотят превратить Иудею из монархии в республику, и обещал обдумать это предложение…

Словом, если отбросить в сторону многочисленные подробности, которые присутствуют в освещении этих событий еврейскими историками, то становится понятно, что на самом деле Помпею было глубоко… все равно, кто именно прав в этом споре. Хотя бы потому, что его в тот момент одолевали куда более глобальные проблемы, касающиеся не крохотного еврейского государства, а судьбы всей Римской империи.

Но Аристобула в итоге погубила гордость — он вел себя с Помпеем как равный. Он соглашался быть союзником, но ни в коем случае не вассалом Рима, в то время как Антипатр и Гиркан не скрывали, что готовы принять условия Помпея, какими бы они ни были. И даже если отбросить возникшую у Помпея личную антипатию к Аристобулу, бесхарактерный Гиркан с хитроумным советником Антипатром устраивали его в качестве правителей вассальной страны куда больше, чем своевольный и решительный Аристобул.

Дело кончилось тем, что Аристобул бросил вызов Великому Риму, а Помпей в ответ осадил Иерусалим. Последним оплотом защитников города стал Храм. Здесь, в Храме, развернулось кровавое сражение, и пока оно шло, еврейские священнослужители-коэны продолжали приносить храмовые жертвы и отправлять службы, словно не замечая, как вокруг них один за другим гибнут последние защитники святыни — пока, наконец, не дошла очередь и до них.

В итоге в битве за Храм были убиты 12 тысяч евреев, в то время как потери римлян были совсем невелики.