Царь-колокол, или Антихрист XVII века

И он незаметным движением головы показал на дверь, из которой вышел.

– Просьба эта, – продолжал Брандт, – была выполнена мной как нельзя лучше. Поздно вечером, когда было уже совершенно темно, я отправился к Тайному приказу. Перебравшись очень удобно через полуразрушенную стену, которая тогда поправлялась, я приблизился, никем не замеченный, к небольшим, похожим на щели окошечкам, выходившим из темниц на двор. Рассчитав приблизительно, которое окно находилось в темнице Иоганна, я тихонько подкрался к нему и, присев на землю, старался рассмотреть, нет ли на нем какого-нибудь знака, по которому бы я мог убедиться, что оно действительно то самое. Посмотрев внимательно, я увидал, что пузырь, заменявший в этом окне стекло, был разорван, тогда как в других окнах пузыри были целы. Тогда я осторожно бросил в окно камешек, и в то же время из окна выпали две записки: одна из них была написана на имя Матвеева, в другой Пфейфер писал ко мне. Он объяснил причину заключения и просил о доставлении – по возможности, скорее – письма к Матвееву и уведомлении о том сотоварища его по заключению – Алексея, о судьбе которого рассказывал вам прежде мой друг и которого я – так же, как и он, – полюбил всей душой. Выбравшись благополучно на улицу, я на другой же день доставил письма: утром – Артемону Сергеевичу, а в ночь – Алексею, о месте заключения которого сообщены были мне Иоганном все подробности. И вот сегодня, – заключил Брандт, – Иоганн свободен.

– О, благодарю, благодарю вас за помощь Иоганну, – вскричала Роза со слезами на глазах, схватив руку корабельного мастера, – только, – прибавила она, – такая свобода хуже неволи! Прежде, когда я не знала, где был Иоганн, я не могла просить за него, но теперь знаю, в чем его обвиняют, и сама вымолю у царя ему свободу…

– Дурочка! – сказала Шарлота, принужденно усмехнувшись. – Разве так легко найти доступ к царю?

– И притом: царь вчера уехал на охоту в Коломенское село и, вероятно, надолго, – прибавил Брандт.

– В Коломенское? – вскричала Роза с радостью. – Слышите, муттерхен? О, пустите, пустите меня туда; вспомните о царском ящике.

– О каком ящике? – спросил Брандт Шарлоту.

– Вы еще здесь недавно, – отвечала старушка, – и потому, верно, не знаете, что в Коломенском селе против государева дворца есть ящик, в который всякий может положить свою просьбу, и каждая из них рассматривается царем. Когда мы жили с мужем там, то часто видели просителей, приходивших к этому ящику.

– Ну вот видите, – прошептала Роза, – что и мне можно идти туда!

– Ах ты, ребенок, – сказала, смеясь, Шарлота. – Что же ты будешь отвечать царю, если он спросит тебя, за кого ты просишь? Ведь Иоганн тебе не отец, не брат…

– Он – мой жених!

– Жених – еще не муж, – отвечала Шарлота, – и притом, – промолвила она, – теперь там столько псарей и охотников, что не только девушка, но вряд ли проберется туда и мужчина.

– Да, правда, – печально отвечала Роза, убежденная, по-видимому, словами своей матери. – Я теперь вижу, что мне невозможно увидать царя.

Но едва только вечером Шарлота уснула, Роза бросилась на колени перед образом. Совершив краткую молитву, она зажгла лампадку, схватила бумагу и принялась писать просьбу к царю. Кто теперь не посмеялся бы, увидав эту просьбу, писанную молоденькой девушкой семнадцатого столетия, и кто не взгрустнул бы, прочитав эти простодушные, невинные выражения, выливавшиеся в то время, когда писала она со слезами на глазах, беспрестанно обращая глаза к небу, как бы испрашивая благословения свыше. Скоро просьба была написана, и через час Роза с узелком в руках и драгоценной просьбой на груди бежала одна в глубокую полночь по Коломенской дороге… Такова любовь!

Село Коломенское было любимым летним местопребыванием царя Алексея Михайловича, при котором разведены были здесь огромные плодовые сады, где любил он часто прохаживаться. Обширный Коломенский дворец, состоявший из множества соединенных зданий, поражал зрение своими причудливыми вышками и хитро украшенными высокими кровлями, расцвеченными разными красками. Кругом дворца во всех направлениях тянулись пристройки для прислуги, ловчих, сокольничих, подсокольничих и поддатней, ибо здесь поселена была главная соколиная охота, столь любимая государем. Длинные службы для поселения царских лошадей, собак и кречетов доказывали, как обширна была эта охота, так как никогда не выезжало менее пятисот охотников, когда царь веселился в поле. Величествен был Коломенский дворец, выстроенный со всем великолепием того времени, но лучшим, прекраснейшим украшением его был небольшой жестяной ящик, стоявший на невысоком столбике против царской опочивальни, куда каждый обиженный мог класть свою челобитную и быть уверенным, что она попадет в царские руки.

Роза, жившая здесь еще при отце, смотревшем за царскими садами, не раз видала, как клали в этот ящик просьбы прибегавшие к правосудию царскому – не только из Москвы, но и из отдаленнейших городов России, – и это-то воспоминание привело сюда девушку.