Царь-колокол, или Антихрист XVII века

Было уже около полудня, когда Роза пришла в Коломенское. Знакомыми дорогами пробралась она позади дворца к домикам, где жили царские садовники. На минуту взор ее останавливался на колодце, откуда она, бывало, носила воду для поливки, или ветвистом дереве, под которым любили заниматься работой, но эти предметы, казалось, только усиливали ее уныние, и, бросив на них грустный взгляд, прелестная девушка спешила далее…

– Guten morgen, Rosa! Как ты сюда попала? – раздался тоненький голос между деревьями, росшими по бокам дороги, и чрез мгновение из них выбежала молоденькая девочка – дочь садовника, занявшего место отца Розы.

– Здравствуй, Вильгельмина! – сказала с радостью Роза, обняв девушку. – Как я рада, что увидала тебя, потому что прямо к тебе шла из Москвы…

И Роза вдруг зарыдала.

– Боже мой, что с тобой? Расскажи мне, милочка, твое горе, – вскричала встревоженная Вильгельмина.

С горькими слезами рассказала Роза о преследовании ее жениха, присовокупив, что пришла в Коломенское затем, чтобы положить просьбу в царский ящик.

– Ну что же? – отвечала Вильгельмина. – Да ничего нет легче этого. Теперь царь здесь, и ты смело можешь надеяться, что он ее прочитает; ты не поверишь, какой царь добрый. Раз в Аптекарском приказе вычли у моего отца жалованье за то, что он не доставил туда какой нужно для аптеки травы, тогда как весной не давали семян этой травы для посева. Как ты думаешь, что сделал мой папа? Он написал просьбу, перекрестился и положил ее в царский ящик. Смотрит, очередной постельник понес ящик к царю; только прошло два дня, исполнения нет никакого, а между тем царь уже уехал в Москву. Папа мой думал, что так об его просьбе государь и позабыл, но на третий день вдруг прискакал из Аптекарского приказа дьяк и привез папе двойное жалованье против того, что было вычтено. Когда кладут просьбы в ящик, то государь велит в тот же день объявлять приговор просителям, а как папе моему ничего не сказали, то он и думал, что о нем забыли; только потом уже узнал, что его дела царь не решил потому, что просьба была написана по-немецки, а все просьбы от иностранцев переводят царю в Москве и потом уже подают снова. Вероятно, и твоя просьба также писана на немецком языке?

– Да, – отвечала Роза, покраснев, – и не знаю, будет ли хорошо: ведь я сама ее писала…

– Что за беда – кто бы ни писал, – прервала Вильгельмина. – Царь любит только правду! Он такой добрый. Да вот я расскажу тебе случай, бывший со мной прошлого года летом.

Однажды я поливала в саду цветы и, проработав до вечера, не слыхала, что в Коломенское приехал государь. Когда я хотела уже выйти из сада и связывала для папы букет цветов, вдруг слышу, кто-то подходит ко мне по дорожке; я оглянулась, а это был сам царь! Ты знаешь, что когда государь приезжает сюда, то в саду не велят никому быть. Постельничий, шедший рядом с царем, хотел меня прогнать, но царь не велел меня трогать и, приостановившись, спросил, кто я такова. «Дочь садовника», – отвечала я по-русски и сделала книксен. Видя, что царь на меня не сердится, я ободрилась и подала ему цветы, сказав: «Не угодно ли вашему величеству букет из вашего сада?..» Царь улыбнулся и, погладив бороду, велел постельнику взять цветы, а меня спросил, что мне нужно за это? «Пожалуйте мне золотую монетку на новое платье», – отвечала я. «Люблю правду», – сказал, засмеявшись, царь и велел постельничему дать мне голландский червонец. Так вот, видишь, Роза, что нужно – только чтобы в твоей просьбе была правда написана.

– Но где же теперь царь? – спросила Роза.

– Он с утра уехал на охоту и к вечеру возвратится во дворец. Если ты хочешь, чтобы твою просьбу скорее увидали, так положи ее в ящик завтра поутру, когда царь просыпается – тогда он посылает и за ящиком. Можно положить, пожалуй, и сегодня, и вот я недавно видела, как от ящика шел какой-то низенький старичок с остроконечной бородой – верно, он положил туда просьбу. Только при глазах-то государя будет вернее.

Решившись, хотя и с тайным страхом, положить просьбу в ящик поутру в присутствии царя, Роза по приглашению Вильгельмины пошла в дом ее отца, с которым она тоже была знакома. Дорогой она просила подругу, чтобы та не рассказывала никому о цели ее прибытия в Коломенское.

Домик, занимаемый отцом Вильгельмины, был выстроен так, что из окон его были видны ворота и часть коломенской дороги, и поэтому молодые девушки могли удобно рассмотреть вечером возвращение государя с охоты.