Царь мира

Злоба снова охватила его, и он с размаху швырнул стакан в зеркало. Стакан разбился вдребезги. Эдик привстал, уже сожалея, — ведь он хотел подарить это зеркало Алине. На зеркале, однако, не осталось ни малейшей царапины. Эдик погладил рукой поверхность стекла — она оставалась безупречно гладкой. «Хорошая вещь», — пробормотал он, чувствуя, что язык слегка заплетается. И тут же вспомнил о девушке. Он встал, прошел к двери, оглянулся, пошатнувшись, увидел, что в бутылке еще остается граммов сто, вернулся и забрал ее с собой.

На этот раз он застал девушку в кабинете. Она сидела на диване, подперев голову рукой, опиравшейся на валик. Когда Эдик вошел, девушка открыла на секунду глаза, потом вновь прикрыла. Он подошел, присел рядом вполоборота, положил руку на спинку дивана:

— Как тебя зовут хоть?

— Катя.

— Ну вот, познакомились. Меня Эдуард, Эдик. Она попыталась улыбнуться.

— Ну как? — спросил он.

— Немного мутит, — жалобно сказала она.

Эдик поднялся, налил в стакан оставшуюся водку, вспомнил, что у него есть шипучий аспирин, и, достав его из ящика стола, бросил таблетку в стакан. Потом снова сел рядом с девушкой, уже поближе, чувствуя ее разгоряченное тело. Таблетка растворилась, и он протянул ей стакан:

— Выпей, тебе будет легче.

— А что это?

— Тут аспирин и еще… немного водки…

— Ой, только не водку!

— Да она просто входит в рецепт, — усмехнулся он. — Пей, это вещь проверенная. Только залпом, а то очень горько. И не нюхай, пей сразу.

Девушка послушно взяла стакан, поднесла к губам, но не смогла одолеть содержимого одним глотком. Закашлялась. Эдик наклонился над ней, обхватил за шею, другой рукой взялся за стакан и заставил девушку поднести его к губам.

— Выпей, — настойчиво сказал он.

Она сделала еще глоток, сморщилась.

— Гадость какая, — с трудом проговорила она.

— Нормально, — сказал Эдик, встал и поставил стакан на стол. Потом взглянул на девушку.

Она прикрывала ладонью лицо, но, почувствовав его взгляд, отняла ладонь. Теперь он смотрел прямо ей в глаза, уже не стараясь скрыть ни своих желаний, ни намерений. Она приоткрыла рот, пытаясь что-то сказать, но Эдик решительно шагнул к дивану, обнял ее обеими руками, прижал крепко к себе и поцеловал в полуоткрытые губы. Девушка все же попыталась отстраниться.

— Зачем?… — слабым голосом произнесла она, безуспешно пытаясь оттолкнуть Эдика.

— Все будет нормально, — сказал он и вновь прижался к ее губам. Теперь она ответила на его поцелуй, и Эдик, высвободив руку, коснулся ее груди. Наслаждение было таким острым, что он едва не закричал от упоительного ощущения.

— Ну не надо, — пыталась проговорить девушка, пока он раздевал ее горячими руками. — Ты как они… зачем ты… а-аа!..

Обнаженное тело было так прекрасно, что Эдик застыл на несколько секунд, глядя на него.

— У тебя был кто? — спросил он, порывисто дыша и срывая с себя ненужную одежду.

— Не-ет, — тихо сказала девушка, выгибаясь всем телом, и, запрокинув голову, вдруг протянула руки навстречу ему.

* * *

В понедельник вечером Сергей Калинин сидел, как обычно, дома и ждал прихода Алины. Готовить он не умел и не любил, поэтому накупил всяких вкусных вещей — то, что любила она, а к ним и бутылку вина, хотя сам предпочел бы водку. Но при Алине он обычно не стремился захмелеть от спиртного: вполне достаточно было ее присутствия.

Он взглянул на часы. Обычно Алина приходила часов в девять. Однако было уже четверть десятого. Позвонить ей он не мог — у нее дома не было телефона, а в театр звонить не имело смысла — в понедельник там, как правило, выходной. Если б она не могла прийти, то позвонила бы. И как только он подумал об этом, раздался телефонный звонок. Он поднял трубку.

— Сережа?

— Да. Привет, Алина.

— Привет. Слушай, я сегодня не смогу прийти. У нас репетиция.

— Ну вот. Как это не сможешь? Сегодня же понедельник, какая к черту репетиция? — Калинин был так раздражен, что хотел уже бросить трубку, но сдержался: терять вечер было неохота. — Алина, в чем дело? Если просто не хочешь, так и скажи.

— Дело не в этом. Просто мы сейчас очень заняты. Мы готовим новый спектакль, и Эдик хочет сделать его как можно быстрее.

— Ты мне ничего об этом не говорила. Да и Эдика я видел недавно, он даже не упоминал о премьерах.

— Мы только во вторник начали репетиции. Он как-то неожиданно загорелся. Ты знаешь, кажется, это что-то стоящее.

— И что же именно?

— Он хочет поставить «Макбета». Ну и очень вдохновенно об этом говорит.

— Алина, что-то ты привираешь, по-моему. Чтобы нашего милого толстячка вдруг озарило — такого сроду не бывало. И в нашей провинции ставить Шекспира, да еще «Макбета» — это же вообще смех. Может, у него крыша поехала?

— Господи, да ты со своим скептицизмом все разъедаешь. Как кислота.

Калинин с удивлением услышал в ее голосе искреннее раздражение: кажется, ей не понравилась его ирония. Странно, к Эдику она сама относилась весьма иронично.

— В общем, Сергей, все равно…

— Что «все равно»?

— Я не приду. Хочешь, приходи в театр, сам все посмотришь. Правда, еще смотреть не на что. Но нам надо поговорить.

— О чем? О новом спектакле?